***
Пананто никогда не считал себя слабым человеком, но после смерти жены ему как никогда в жизни хотелось лечь на землю и уснуть. Спать долгим, беспробудным сном, чтобы очнуться через много-много лет, подальше от серой земли, холодного ветра и колючего снега.
Глаза старика слипались, и он начинал клевать носом, но все же упорно подгонял собак и подбадривал себя, громко крича и прищелкивая кнутом. Только бы не остановиться… он понимал, что если остановится — присядет отдохнуть, опустится в мягкий снег — то никогда больше не поднимется.
Впереди простиралась заснеженная равнина, бесконечная, бескрайняя, как безоблачное небо. Пролети над ней птица, и кроме черной точки упряжки Пананто, пропахивающей в снегу след от далекого побережья, она не увидела бы больше ничего. Никакой жизни, никакого движения, кроме легкой поземки, белыми волнами стекающей с пологих верхушек сопок.
Пананто знал этот ветер. В считанные мгновенья он мог перерасти из неспособного и шерстинку потревожить дуновенья в дикую вьюгу. Но сейчас старик был рад буре, как старому другу. Она отгоняла сон, а именно сон для него означал верную смерть.
Мрачные тучи растопыренными клубящимися пальцами пересекли небосвод, и линия горизонта начала смазываться, сливаться с темнеющим небом. Ветер дико взвыл, поднял с земли волну снега и ударил в нарты старика.
— Эй, буря! — закричал Пананто, приложив ладони ко рту. — Хочешь мою жизнь? Забирай!
Буря отозвалась — взвыла и заволновалась, осыпая старика колючим снегом. Ветер был настолько сильным, что подхваченные им льдинки больно ранили лицо.
— Не хочешь?! — продолжил он, прикрывая лицо руками. — Тогда скажи, Буря, зачем мне жить дальше? Зачем?!
«…У меня больше нет жены, и уже не будет детей. Мой первенец утонул, когда ему не было и десяти. Второго моего сына убили в споре о китовой туше. Дочерей у меня не было, не будет и внуков. Зачем я жил? Ответь мне, Буря!»
Протяжно и тоскливо взвыл ветер. Собаки, обезумев от ужаса, сорвали постромки, вырвались из упряжки и бросились врассыпную, оглашая тундру диким лаем. Пананто спрыгнул с остановившихся саней и снова рассмеялся.
— Мне все равно! — заорал он, в ярости сжимая кулаки.
«Ты пришла слишком поздно, Буря. Нужно было поторопиться, нагнать меня, пока во мне горело радостное пламя жизни. Чтобы напугать меня, тебе нужно снова разжечь его. Но даже этого я не боюсь — я готов умереть, лишь бы на краткий миг, пусть даже предсмертный, почувствовать себя вновь сильным и здоровым — снова молодым. Поэтому, Буря, у тебя нет надо мной власти!»
