Отшатнувшаяся от орка Инга сидела прямая, яростная, и ноздри ее гневно расширились. Наконец она заговорила: — Ты, отродье мрака, как ты смеешь… — Она просто задохнулась от гнева. — Я знала, что ведьмаки якшаются со всякими тварями в людском облике, но с такой мразью…
Рогволд резко перебил гневную и бессвязную тираду: — Я не ведьмак и познакомил меня с почтенным Уруком почтеннейший волхв Светлояр, мир его праху. И я не могу понять вашу злобу, почтенная Инга, чем провинился мой спутник и мой друг перед вами?
Похоже было, что Рогволду удалось удивить обоих. Орк в изумлении смотрел на сына старосты, и в его взгляде было нечто новое. Вскочив с мешка, он сорвал с лапы боевую рукавицу и порывисто, как мальчишка, протянул лапу Рогволду, который, привстав, пожал ее. Это рукопожатие окончательно поразило Ингу, растерянно переводившую взгляд с одного на другого.
Немного придя в себя, она заговорила, тщетно пытаясь скрыть растерянность в гоюсе: — Я читала летописи, попавшие в наш мир через Перевал. В них рассказывалось, как орки вырезали целые деревни и пожирали трупы убитых. Как племя уруков было создано магом-предателем из орков и людей, отчего они стали еще опаснее, и о том, как доблестные рыцари навсегда очистили свои земли от слуг Черного Властелина…
— А ты знаешь, как наше племя отходило далеко на север, — перебил ее Урук, — как наши послы просили у доблестных рыцарей пощадить хоть одного из каждых двадцати детей. Как гордые владыки перебили наших послов и обрушились на нас, горсть чудом уцелевших воинов, и, перебив нас, веселились, сбрасывая наших женщин и детей со скал? Мы служили своему роду, своему отцу, породившему наш народ. Не важно, кто твой отец, его не выбирают, он любил нас, а мы любили его. Северные слизняки, — тут Урука передернуло от отвращения, — ненавидели нас, их породил ИХ Владыка, и они ненавидели и боялись его, служа ему. А мы шли в бой при одном оскорблении в адрес нашего Отца Мы звали его Старик, или Белая Рука. Он мертв, как и мой народ. Меня подобрал и выходил волхв Светозар. Мой мир отверг мой народ, я последний. Мое имя Урук, я забыл свое старое имя. И пока я жив, жива память о моем народе. Ты говоришь так, как тебя учили. Мы не пожирали убитых, подобно людям из племени Крысы, и хоронили своих павших, у нас был свой язык и свои песни Где они теперь?
Инга, как зачарованная, слушала откровения Урука. Ни в одной книге она не читала ничего подобного. Там всегда было ясно, что герой — это яркая, блистающая кольчуга, обтекающая тело, словно вода, меч, горящий ярким пламенем, и гордый взгляд. А враги — это чудища, наподобие орков, с мерзкими харями или, в крайнем случае, черные колдуны, жрущие пиявок, повелевающие ордами мертвецов и неизменно проигрывающие из-за собственной непроходимой тупости. Сама мысль, что враги обладают речью, могут любить и иметь собственных детей, что герои ничем не отличаются от них в жестокости, — просто не укладывалась в голове.
