- Ничего важнее и быть
не может, - согласилась Элька.
Олег вдруг захотел
упрекнуть ее за Толика, которого она оставляла одного, но потом понял, что не
имеет на это никакого права. Упрекнуть, может, и стоило кого-нибудь, но только
не ее. Выкрикнуть в темный морозный воздух этот упрек, чтобы летел до самых кремлевских
стен и там лет десять резонировал. Ровно столько, сколько страну лихорадит. А
может, и все сто.
- Ничего важнее быть не
может, - повторила сама себе Элька.
- И светлее, - добавил
Олег.
- Ты ведь больше не
пойдешь на дорогу? - спросил Олег, хотя и без того знал ответ, потому что иначе
с сегодняшнего дня и быть не могло.
- Если только вместе с
вами, - улыбнулась Элька.
«Как-то просто все,
незамысловато получается, - подумал Олег, но на душе от этого
"просто" стало светло и легко, камень оторвался и полетел в свою
черную бездну, куда-то под землю. - А может, так и должно быть? Что еще нужно?
Что-то еще нужно...»
Утром выпадет снег, мир
станет светлее, и нужно будет расчищать тропку от крыльца к воротам...
САМЫЙ
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
ИМЯ ТВОЕ НЕИЗВЕСТНО,
ПОДВИГ ТВОЙ БЕССМЕРТЕН.
Эпитафия на могиле
Неизвестного солдата
Память
- способность помнить, не забывать прошлого; свойство души хранить, помнить
сознанье о былом. Память относительно прошлого то же, что заключенье, догадка и
воображенье относительно будущего. Ясновиденье будущего противоположно памяти
былого.
В. Даль.
Толковый словарь живого
великорусского языка
Я не придумал эту
историю, потому что придумать ее невозможно.
Я видел этого человека.
Каждый день, с утра до заката, он сидел на ящике возле Знаменского
кафедрального собора и кормил голубей. Он никогда не смотрел на прохожих, а
если и смотрел, то как бы сквозь, и при этом загадочно и немного печально
улыбался. Я потом понял, что этой улыбкой он извинялся перед всеми, кого не
помнил, перед теми, кто не знал, что он не помнит... На нем всегда был один и
тот же видавший виды серый пиджачок, штопанные, сто лет неглаженные брюки,
потертые кирзачи, а на груди грустила одинокая медалька. Такая есть у каждого
ветерана.
* * *
Небо открылось ярко-голубым
и таким чистым, что его хотелось выпить. Из-за этой пронзительной глубины
кружилась голова, и приходилось снова закрывать глаза, чтобы не засосало в
небесную воронку. Жажда и тошнота плохо уживались с удивительным и прекрасным
миром, который появился перед глазами так неожиданно. Просто взялся ниоткуда.
До этого была бухающая в висках темнота, а до темноты не было ничего. Теперь
было небо, в которое вострились темно-зеленые травинки.
