Вдвоем они принялись за
работу. Георгий копал, а Мишка стаскивал к шалашу большие еловые лапы, которыми
планировалось застелить пол. Работали весело и споро, но в какое-то мгновенье
Мишку вдруг тоже посетила мысль. Глядя на то, как старательно выворачивает дерн
Георгий, как рубит корни, он подумал, что беглец может остаться здесь навсегда.
И следом пришлось думать о том, как они будут вдвоем уживаться.
- Дядя Георгий, а вас не
поймают? - спросил Мишка.
- Поймают, - не
отрываясь от работы, ответил Георгий. - Я вообще-то сюда по делу прибежал.
Понимаешь, я причинил своей матери много горя, и когда меня ранили, я сделал
так, чтобы ей сообщили, будто я умер...
- Анна Николаевна! -
всплеснул руками Мишка.
- Конечно, ты ее знаешь.
Она, наверное, до сих пор в школе работает?
- Да, уроки литературы и
русского ведет. Только в старших классах.
- Ну вот. Я ей письмо
написал. Из твоей тетрадки листок вырвал и написал. Передашь?
- Передам, а из тюрьмы
написать нельзя было?
- Можно, но зона есть
зона. А тут посмотри, красота какая!
- Обязательно надо было
бежать?
- Ну ты же не хочешь в
школу идти?
- Школа - это не тюрьма,
мне просто... - и дальше Мишка не нашелся, что сказать. Он вдруг понял, что
именно сейчас испытывал Георгий. - Но вас же поймают...
- Поймают, - согласился
Георгий, - и тебя все равно заставят в школу ходить. И ты уж мне поверь, лучше
тебе ходить в школу. Не знаю, какая беда тебя из колеи вышибла, но ты же мужик!
Не гоже мужику разнюниваться, правда?
- Наверное...
- Меня поймают, но в
тюрьму я не вернусь, понял? - погрустнел Георгий.
- Понял, - ничего Мишка
не понял, только каким-то самым далеким, самым задним умом начал догадываться.
- Так, браток,
понимаешь, сложилось. Сам я, конечно, во многом виноват. А у нас уж как
заведено: виноват - так во всем. Ну и получается, что я как бы отвергнутый.
Последний человек, которому я был нужен, моя мать. И ты запомни: пока на свете
есть мать, ты кому-то нужен, за тебя кто-то молится. Все остальные отказаться
могут. А уж чтобы мать отказалась - это очень большим грешником надо быть.
Где-то над тайгой
загудел вертолет. Услышав его, Георгий принялся копать с новой силой.
- Так ты унесешь письмо?
- Унесу... А почему вам
самому не пойти?
- А этого я тебе,
Михаил, объяснить не смогу. Сам себе не очень-то могу объяснить. По многим
причинам. Не знаю, как в глаза ей смотреть буду. Не хочу еще, чтоб у нее на
глазах браслеты мне на руки одевали да в спину гнали. Да и... Ох и больно мне,
Миша. Ни дай Бог никому. А ей-то ведь еще больнее.
