Уж когда выходила
Татьяна Васильевна из роддома с двумя попискивающими кулечками, подошла к ней
«наседочка». Подошла без улыбки, вроде как маялась, сказать — не сказать, но
все же сказала:
— Знаешь, Танечка, а
Семен-то, когда родился, не дышал. Доктор наш — руки и голова золотые...
Наверное, Татьяна
Васильевна очень побледнела, где-то в сердце оборвалось, в голову ухнуло.
— Да ты не пугайся,
бывает ведь, будет, зато, потом о чем рассказать, подрастут когда, — и
заулыбалась опять «наседка».
Знала она или тоже
чувствовала? Да и действительно, чего тут бояться — малыши живы, здоровы, и муж
счастливый с цветами встречает.
4
Росли одинаково. Все
делали одновременно: ели, пили, писались... А над тем, что Степан с
младенчества требовал себе одежду как у Семена, Татьяна Васильевна сначала
смеялась. Ну где еще такое увидишь: если на одном близнеце ползунки красные, то
и второй себе ревом неуемным такие же требует. Всю ночь будет орать, если
что-нибудь у него не так, как у брата. С тех пор и повелось в семье Рогозиных
покупать для сыновей все до мельчайших подробностей одинаковое. Накладно,
конечно, но что поделаешь? А различать их не составляло труда: Степка свой
характер вредный поминутно выказывал. Одну игрушку на двоих они никогда
поделить не могли. Степка у Семы обязательно отберет или выревет, а тот сидит
потом обиженный, но не плачет и к брату не лезет. Посидит-посидит, найдет себе
другое занятие, но Степка и тут как тут. И друзья, и знакомые потом всегда им
одинаковые игрушки дарили. На разные подарки в семье Рогозиных было наложено
табу. Хочешь им неприятности доставить — подари мальцам разные игрушки.
В школу пошли не в один
день. Степка вдруг приболел перед самым первым сентября, а Семена, на
удивление, болезнь миновала, и первую неделю он ходил в школу один. Но стоило Степану
войти в класс, как разразился первый школьный скандал: он непременно хотел
сидеть на том месте, где посадили Семена. Никакие уговоры учительницы на него
не действовали, а от громкого рева в кабинет прибежал напуганный директор.
Думал — убился первоклашка.
Дальше — хуже: спросят
на уроке Семена, Степан в слезы, мол, почему не меня, что я — хуже брата
своего? И пришлось учителям волей-неволей принять рогозинские правила игры: к
доске — так оба, если ставить оценки — одинаковые, если давать поручения — обоим,
если наказывать...
А бывало чаще всего так:
Степан напакостит, а назовется Семеном. Тому в дневник замечание пишут, он
молчит, брата не выдает, но через минуту Степан сам свой дневник учителю
приносит: напишите и мне, это мы вместе набедокурили.
