Ольга никогда не спорила
со Степаном. Наоборот, всегда пыталась понять, принять его точку зрения, даже если
была с ним не согласна. А он, со своей стороны, полностью доверил ей
«гуманитарное» воспитание сына. Чтобы она не угасла в домашнем быту, Степан
специально для нее открыл сеть магазинов женской одежды, где она стала
директором. Причем подбор завозимого товара полностью возлагался на нее. Сама
подыскивала партнеров в Москве и в Европе, сама производила закупки, и, если
верить бухгалтерам, неплохо справлялась: магазины приносили небольшую, но
стабильную прибыль. Бывали, конечно, и провалы, которые зависели от двух
главных определяющих: налоговой политики государства и своевременной выдачи
заработной платы его гражданам. Но Степан всегда быстро и сполна восстанавливал
нужный баланс, называя это инвестициями в семейный бизнес.
Ольга прекрасно знала о
делах Степана. Когда просил — давала ему советы. Особенно по женской части.
Прекрасно знала, что теневой мир поделился на жуликов (в основном бывших
спортсменов) и синявок (блатных, которые имели по нескольку ходок и отличались
особой жестокостью в «работе»). Пару раз, когда война за сферы влияния была в
самом разгаре, ей с сыном приходилось уезжать, чтобы исключить слабое звено, за
которое могли ухватиться «конкуренты». За последние же два года страсти заметно
поутихли. Большинство бригад легализовалось, успешно отмывало деньги, а лидеры
превратились в раздобревших солидных бизнесменов. Но жить они продолжали по
своим неписаным законам, и стоило «простому смертному» приблизиться к ним, то
его тут же затягивало, как в воронку, и он волей-неволей вынужден был принимать
их условия игры, плача или хохоча над всенародно принятыми конституциями и
демократическими законами.
Ольга никогда не ставила
перед собой вопроса, как относиться к делам мужа, это был ее крест. Тем более
что по первым ступенькам в эту пропасть они шли под руку. И теперь ей
оставалось только украдкой бегать в церковь, чтобы ставить свечи всем святым,
молить их, дабы уберегли Степана от бандитской пули. Его же самого она бандитом
не считала, не принимала этого сердцем, не видела ничего такого в его поведении,
в отношении к людям. Во всяком случае, ей было с кем сравнивать.
И все эти годы она
знала, что рано или поздно его убьют. Их всех рано или поздно убивали. А они
настырно и жадно лезли в эту грязную кормушку, как слепые котята, отталкивая
друг друга, чтобы примириться со временем на одной кладбищенской аллее. На этой
охоте не было правил, а лицензии на отстрел выдавались по интересам. И,
разумеется, народ не жалел их, даже радовался, в надежде, что когда-нибудь они
перестреляют друг друга. Видимо, народ не знал закона сохранения дурной и злой
энергии.
