— Пленных надо судить, —
поморщился Ристич.
— А это по прошлым
приговорам должок, — ответил Лexa.
Маккаферти еще
огрызнулся о международном суде в Гааге, Ристич ответил ему о сербском народном
суде, а Петр просто пообещал кастрировать. Семен все это время искал глазами
Милицу.
— Где Милица? — спросил
он у Ристича.
— Уехала с группой в
Тузлу...
В сердце Семена что-то
надорвалось, чувство неминуемой беды ядовитым ростком прорезалось в душу. Но
именно в тот раз Милица вернулась, и несколько дней счастья стерли напрочь
чувство опасности. Именно в эти дни они повенчались в маленькой сельской
церкви.
В опустевшей, не раз
обстрелянной деревне остались только те, кто не хотел покидать землю своих
предков, в основном старики и старухи да молодой священник. Он совершал обряд
торжественно, даже величественно, будто венчал Сербию России.
Воины Ристича, еще
недавно подтрунивавшие над молодой парой, в маленьком сельском храме враз
посуровели. Те, которые не были в наряде, но не смогли войти внутрь из-за
тесноты, выстроились в две шеренги на выходе. Они осыпали молодых пшеницей, но
кто-то из них подбросил над их головами чуть впереди горсть гильз...
Перед Богом Семен был
женат всего девять дней.
В те дни по сербским
отрядам прошел слух, что Милошевич скоро не сможет помогать Республике Сербской
ни явно, ни тайно. На Югославию давили со всех сторон, а мусульмане и хорваты
получали новейшее оружие и прощение международного трибунала.
Изетбегович вслух мечтал
о мусульманской части Европы. Именно тогда Семен заметил, что на русских
смотрят так, будто это они виноваты в поражении без боя. И тем более вызывал
кривые ухмылки миротворческий лепет посланцев из российской Государственной
Думы и министерства иностранных дел. Сербию предали и хотели растерзать, как
агнца, чтобы потом всерьез взяться за русскую корову... Да вот сербы никак не
соглашались становиться ягнятами.
Европейские газеты
сопровождали появление российских миротворцев на Балканах обширными
аналитическими статьями о разваливающейся российской экономике и военной
немощи. Делалось это для сербов, чтобы знали — что помощи ждать неоткуда. И в
голос им мычал российский президент, повторяя бесконечные клятвы верности курсу
реформ, другу Биллу, другу Гельмуту и прочим «друзьям» обновленной России.
Именно в те дни Милица
решила съездить к отцу, а Семена Ристич не отпустил — отряды потянулись к
Сараево, где натовцы затеяли очередные переговоры. Уже тогда все знали, что
Караджича хотят судить в Гааге, но все эти натовские спецназовцы даже сунуться
бояться в сербские кварталы, потому что там их ждали не только профессиональные
телохранители, но и те, кто готов умереть вместе с ним и за него. А таких было
немало.
