Когда бакланов черных стая,
Над гиблым местом пролетая,
Призрела жалкого мальца —
Худого бледного птенца,
Чтоб в черном теле, как баклана,
Взрастить исчадье урагана.
Его кормили пищей грез,
И чахнул он скорей, чем рос;
Пока одни его питали,
Другие грудь его терзали
Свирепым клювом. Истомлен,
Он жил, не зная, жив ли он,
Переходя тысячекратно
От жизни к смерти и обратно.
И ныне волею небес,
Охочих до кровавых пьес,
Он призван, гладиатор юный,
На беспощадный бой с Фортуной.
Пусть сыплет стрелами Эрот
И прыщут молнии с высот —
Один, средь сонма злобных фурий,
Он, как Аякс, враждует с бурей.
Взгляните! Яростен и наг,
Как он сражается, смельчак!
Одной рукою отбиваясь,
Другою — яростно вцепляясь
В утес, как мужествует он!
В крови, изранен, опален…
Такое блюдо всем по нраву —
Ведь ценят красную приправу.
Вот — герб любви; им отличен
Лишь тот, кто свыше обречен
Под злыми звездами родиться,
С судьбой враждебной насмерть биться
И, уходя, оставить нам,
Как музыку и фимиам,
Свой стяг, в сраженьях обветшалый:
На черном поле рыцарь алый.
