У входа в церковную ограду стояли, сидели, дрожали от влажной
прохлады и тянули руки нищие. Один из них отделился от сообщества и походкой
пьяного матроса приблизился ко мне. На его опухшем лице зияла гнилыми зубами
наглая усмешка, он протянул грязную руку в тюремных татуировках чуть ли ни к
моему горлу – я отшатнулся.
– Братан, дай на пузырь, а? – просипел он, обдав меня
сернокислым перегаром. – Трубы горят.
– Да не слушайте вы его, он только и может, что пугать, да
вымогать, – сказала бойкая старушка у ограды.
Пройдя мимо наглеца, раздал десятки нищим и ему –
последнему.
– Ты чего, братан? – возмутился тот. – Да что я куплю на
этот червонец? Ты знаешь, сколько бутылка стоит?
– А я тебе не на водку, а на хлеб милостыню подал.
– Ну, ладно тебе, братан, – снова засипел он, догоняя меня. –
Я же вижу, у тебя бабки есть. Дай на бутылку!
– Не дам, – сказал я и устремился в храм. За спиной
послышались угрозы наглеца и возмущения остальных нищих.
В церкви я стоял один, исподтишка оглядывался: вокруг меня
бородатые мужчины, женщины в платочках и притихшие дети внимательно слушали
каждое слово священника, крестились и кланялись, как бы приглашая и меня присоединиться.
На какой-то миг показалось, что меня так же как в ночном дворце никто не видит
и не слышит, но вот я обратился с вопросом «где можно подать записки?», ответил
строгий мужчина, на секунду осветившись доброй улыбкой, я пристроился к столу с
листочками бумаги и шариковыми ручками, стал писать записки «О здравии» – и
вдруг обнаружил, что имён у меня гораздо больше, чем места на одном листочке.
Взял еще один, потом другой, потом, уже с надписью «О упокоении»…
И тут стыд окатил меня горечью: почему только сегодня
вспомнил я об этом? Ведь все эти люди, имена которых я записал в листочки, –
все до одного – остро нуждаются в молитвах Церкви о здравии живущих и упокоении
усопших! Записки из моих рук перекочевали в толстую стопку на подносе, который
чуть позже взял мальчик с ангельским лицом в серебристой одежде и унёс в
алтарь, где священник в золотой одежде стоял в широком потоке света с воздетыми
руками, словно расправив огненные ангельские крылья.
В тот миг я словно прозрел: мой ночной дворец и этот храм –
одно и то же, как огромное яркое солнце – и тысячи солнечных бликов,
рассеянных по всему свету; как одно человечество – и миллиарды людей; как совершенный
Бог – и Его непутёвые дети. Из всей моей родни, из множества друзей и знакомых
я первым вошел в храм и стал жить в его таинственном молитвенном пространстве.
Некому было отвести меня за руку и объяснить, что, как и зачем тут делать. Это
ангел-хранитель привел меня в Дом Божий, чтобы я научился жить в будущем
райском дворце, по которому мысленно бродил, трепеща, восторгаясь и
предчувствуя будущее блаженство.
