Вот отчего и комедия многих вводила в сомненье,
И задавали вопрос, уж точно ль поэзия это?
Ибо ни силы в ней духа, ни речи высокой: отлична
Только известною мерой стиха от речей разговорных.
«Так! Но и в ней — не гремит ли отец, пламенеющий гневом,
50 Ежели сын, без ума от развратницы, брак отвергает
И от невесты с приданым бежит и при факелах, пьяный,
Засветло бродит туда и сюда?» — Но разве Помпоний,
Если бы жив был отец, не те же слыхал бы угрозы?
Стало быть, мало в размер уложить обыденные речи,
Если, размера лишась, они подошли бы любому
Гневному старцу не только на сцене, но даже и в жизни!
Если в писаньях моих и Луцилия ритм уничтожить,
И переставить слова, поменяв последнее с первым
(То ли дело — стихи: «Когда железные грани
60 И затворы войны сокрушились жестоким раздором…»!), —
В нас ведь никто не найдет и разбросанных членов поэта!
Но подождем разбирать, справедливо ль считать за поэмы
То, что пишу я теперь. Вот вопрос: справедливо ль считаешь
Ты, что опасны они для людей? Пусть Сульций и Каприй,
Оба охриплые, в жарком и сильном усердии оба,
Ходят с доносом в руках, негодяев к великому страху;
Но — кто честно живет, тому не страшны их наветы.
Ежели ты и похож на разбойника — Целия, Бирра,
Я-то не Каприй, не Сульций: чего же меня ты боишься?
70 В книжных лавках нет вовсе моих сочинений, не видно
И объявлений о них, прибитых к столбам; и над ними
Не потеет ни черни рука, ни рука Гермогена!
Я их читаю только друзьям; но и то с принужденьем,
Но и то не везде, не при всех. А многие любят
Свитки свои оглашать и на форуме людном, и в бане,
Ибо под сводом купальни звончей раздается их голос.
Суетным людям приятно оно; а прилично ли время,
Нужды им нет, безрассудным. — «Но ты, — говорят мне, — ты любишь
Всех оскорблять! От природы ты склонен к злоречью!» — Откуда
80 Это ты взял? Кто из живших со мной в том меня опорочит?
«Тот, кто на друга возводит поклеп; кто слышит о друге
Злые слова и не хочет промолвить ни слова в защиту;
Тот, кто для славы забавника выдумать рад небылицу
Или для смеха готов расславить приятеля тайну:
«Римлянин! Вот кто опасен, кто черен! Его берегися!»
Часто мы видим — три ложа столовых; на каждом четыре
Гостя; один, без разбора, на всех насмешками брызжет,
Кроме того, чья вода; а как выпьет, как только откроет
Либер сокрытое в сердце, тогда и тому достается.
90 Этот, однако же, кажется всем и любезным, и кротким,
И откровенным; а я лишь за то, что сказал, как противно
«Пахнет духами Руфилл — и козлом воняет Гаргоний»,
