Но ее волновал этот поцелуй.
И этот мужчина. Как все неожиданно!
И вдруг она осознала что-то другое. Ребенок толкнулся ей в живот.
Кэрсон ощутил удар, пришедшийся на нижнюю часть его живота. Реальность вернула его на землю. Чем он занимается? Это неправильно, абсолютно неправильно.
Лори почувствовала, как его руки прекратили гладить ее спину, как они схватили ее за плечи. И ощутила горькую радость расставания. Его глаза оставались темными, когда он посмотрел ей в лицо.
— Я не Курт.
Она не должна была это делать, подумала Лори. Не должна была испытывать их дружбу.
— Я знаю. — Она улыбнулась ему, стараясь сохранить чувство юмора, тем самым, спасая их обоих от неловкости. — Он был не таким высоким, как ты. — Лори потерла шею сзади. — Из-за тебя я растянула себе шею, Кэрсон.
Ее слова разрядили обстановку. Кэрсон схватился за них, как утопающий за соломинку.
Что за ерунда такая! — тихо повторял он про себя. Это настолько непохоже на их обычные отношения, что он легко мог бы поклясться в том, что этого не случилось.
Но, к сожалению, это случилось.
— Извини, — пробормотал Кэрсон.
Лори не поняла, имеет он в виду шею или поцелуй. Впрочем, теперь это все неважно, успокоила она себя.
— Не придавай значения.
Взгляд проник в глубину его души, которая, он был уверен в этом, больше ему не принадлежала.
— Уже поздно. Я поеду за тобой на машине.
Лори пыталась прочитать его мысли. Даже если освещение было бы ярче, она все равно потерпела бы поражение в этом.
— Ты хочешь проводить меня?
Он удивился ее вопросу.
— Нет, просто хочу быть уверенным в том, что ты доедешь до дома благополучно.
— Беременность не влияет на мою способность управлять машиной.
Если это и было правдой, то не в настоящий момент.
— А вот я думаю иначе, — заявил Кэрсон. Лори покачала головой.
— Знаешь, Кэрсон, ты станешь милейшим человеком, если не будешь все время поступать по-своему.
Кэрсон не мог себе представить, что бы это значило. Он ощущал себя человеком, получившим высокий чин.
— Я не собираюсь становиться милейшим человеком.
— Слишком поздно. — Она улыбнулась ему снова, выражение ее лица странно менялось. — Ты можешь изображать что угодно, Кэрсон. Но меня ты не одурачишь. Я знаю тебя как облупленного.
— Я-то считал, что у тебя образование в области искусства, а не психоанализа.
— Это не футбольное поле, здесь ты не должен ловить и подавать, чтобы остаться в игре. — Ее голос перешел на шепот. — Я не пытаюсь загнать тебя в угол, Кэрсон.
