— Паш, прости меня, я
тебя обижал: и в башне, и на пароме, и на болоте... Подсмеивался над тобой и
над верой православной и... даже подсматривал за тобой там на острове, когда мы
купались...
Она улыбнулась и тоже
шепнула:
— А ведь ты мне тоже
сначала не понравился: такой грубый, самодовольный, наглый, гордый,
надменный... Вот я и толкнула тебя тогда на лестнице...
И мы тихо рассмеялись.
Священник строго взглянул на нас и громко произнес:
— Венчается раб Божий
Георгий рабе Божией Параскеве...
Я вздрогнул и проснулся.
— Проснулся? — спросила
Пашка, увидев, что я открыл глаза.
Я не ответил. Сон —
такой быстрый и странный — был у меня на уме. «Хм, к чему бы это?» — подумал я,
поднимаясь.
— Давай за стол! Будем
ужинать! Уже все готово, — предложила Пятница.
Мне захотелось
рассказать сон девчонке, но постыдился. Я плюхнулся на лавку и пошутил:
— А где моя большая
ложка?
Пашка усмехнулась и
действительно дала мне довольно увесистую деревянную ложку с замысловатой
росписью.
О-о-о! Какой это был
ужин! Рассыпчатая ноздреватая каша, поджаристые оладушки, сладкий ароматный
компот! Когда мы так ели в последний раз?
По-моему, дней
двенадцать тому назад в столовке какого-то поселка лесозаготовителей. Помню,
тетя Клава тогда сказала еще: «Блинчики-то у них подгорели и кислят малость!» И
верно! Эх, поучились бы те повара стряпать у моей Пятницы! Вот уж классно все
приготовила! Я, забыв о своем животе, так навалился на еду, что Пашка,
поглядывая на меня, то и дело улыбалась. А я только чмокал и мычал в ответ.
— Ну, как у тебя живот?
— поинтересовалась девчонка, когда я разделался с кашкой.
— Твое зелье — супер!
Представляешь, как рукой сняло! Ничего не чувствую. Аппетит вот, пожалуй,
только утроился...
— Но ты смотри, особо не
переусердствуй. Постепенно надо... — усмехнулась Пашка.
— Ничего, этого мне не
много... Думаю, все пойдет только на пользу... Разве такая... вкуснятина
навредит?! — кое-как проговорил я, зажевывая увесистый оладушек. — Помнишь, нас
так кормили в поселке у лесорубов? Только у них там жрачка-то вышла гораздо
хуже твоей... Ты — супер! Бабушка учила?
— И бабушка, и мама да и
сама интересуюсь... — отозвалась девчонка, и щеки ее зарумянились от моих
комплиментов.
— Эх, не зря я за тобой
прыгнул с парома! А то бы сейчас давился тостами с джемом и никогда бы такой
вкусноты не попробовал! — мне хотелось говорить этой девчонке побольше добрых
слов. — Представить даже не могу, окажись на твоем месте, ну, скажем, Лизка
Фомкина, давно бы уже с голоду померли! Она только перышки чистить и умеет. А
сведи меня судьба с тем очкариком-следопытом? Пришлось бы хлебать супчик с паучиными
ножками... — я болтал и болтал, глотая ароматный компот и горячие оладушки, а
Прасковья глядела на меня, держа кружку обеими руками, тихо посмеивалась, а в
глазах ее горели какие-то ослепительно яркие фиолетовые звездочки...
