— Значит, Андрюха,
все-таки решил полететь? — спросил пилота дядька Петро и добавил, старательно
избегая акцента: — Может, все же пропустишь трошки перловочки, а то горняки,
поди, борщ-то уже давно слопали...
— Нет, спасибо, Петро,
надо слетать еще разок, пока погодка что надо. Пошли, лучше поможешь нам
загрузиться.
— Ну, то всегда
пожалуйста! — оживился геолог, вставая и надевая панаму.
— Пока, ребятки!
Счастливо добраться до дома! — отдал нам честь летчик. — Уже вечером улетаете?
— Нет, только утром, —
отозвался я.
— А что так?! — удивился
пилот.
— Та вертушка трошки
пидломалась! — встрял в разговор дядька Петро, снова щедро перейдя на
украинский.
— Вот, Петро, я всегда
говорил, что моя «Аннушка» надежнее этих винтов!
— Спасибо вам! У вас
такая красивая форма! — сказала Пашка летчику Андрею, и эти вот ее слова дали
старт нашему стремительному расставанию.
Летчику этот комплимент,
видно, понравился, и он, уже выходя из столовой, вдруг неожиданно быстро
вернулся и произнес:
— Слушайте, милая барышня,
а не ваша ли это тетушка дежурит на базе горноспасателей? Уж больно вы похожи.
— Моя-моя! — оживилась
Прасковья. — Это тетя Зоя!
— Да-да, тетя Зоя, —
улыбнулся летчик. — Очень хорошая женщина. Так сильно за вас беспокоится... А
не хотите ли полететь к ней прямо сейчас? Мы ведь как раз туда и направляемся.
Всего часика два, и будете уже в объятиях своей тетушки, а то до утра-то еще
ой, сколько времени, да и вертушку могут вовремя не починить.
— Правда?! — изумилась
Пашка, и глаза ее засверкали.
— Конечно! С базы
горноспасателей, может, даже до темна, если пойдет вездеход, сможете уже и до
станции добраться. А там литером до Екатеринбурга. А уж там поезда всю ночь
ходят...
— Верно! Летай, милая, а
то эти вертушки-ватрушки подвести могут. Застрянешь тут еще на нэдэльку, —
поддержал пилота дядька Петро.
— Здорово! —
обрадовалась Пашка. — Тогда летим, конечно! — и она, залпом допив молоко,
кинулась к выходу, но тут же осеклась, встретившись со мной взглядом.
А я испытал такой удар в
сердце, будто кто-то сзади коварно саданул меня ножом под левую лопатку. Пашка
подошла ко мне, виновато улыбаясь и теребя косичку, и не зная, что мне сказать.
Я нашел в себе силы не выдать своего отчаяния и, улыбнувшись, сказал:
— Конечно, Паш, лети,
нельзя упускать такой шанс! Тебе ведь еще лечиться надо, а то опять гроза
какая-нибудь соберется... и застрянем тут опять... как всегда.
— Спасибо, Жор! — тихо
сказала девчонка и так посмотрела на меня, что я сразу ей все простил.
