– Когда мы покупали с Серегой дом, тут была тишь и
благодать. А потом у людей появились большие деньги, и они стали скупать землю
и дома. Назвали этот уголок Подмосковной Швейцарией и цены задрали до
швейцарских. – Он обвел рукой квадрат примерно десять на десять метров. –
Сейчас этот клочок земли стоит сорок тысяч долларов.
Старик замолчал, потом покряхтел и сказал:
– Сергей, а ты не позволишь нам подняться к тебе в
мастерскую? Я понимаю, это не очень удобно, но… А?
– Ну что ж, – улыбнулся Сергей, ссаживая недовольного кота
на траву, – давайте поднимемся.
На втором этаже, под самой крышей, находилась небольшая
комната, в которой едва умещались большой стол у широкого окна и узкая кушетка
в темном углу. Почти всю поверхность стен занимали стеллажи с книгами,
красками, кистями, баночками.
– Вот она, самая большая наша драгоценность, – сказал
Сергей. – Образ Иоанна Предтечи кисти самого Андрея Рублева. Видите, четыре
слоя более поздней прописи, – показал он рукой, – а вот уголок, написанный
великим иконописцем, – здесь я уже расчистил. Краска из размолотого малахита,
яркая и сочная. Моя задача – удалить поздние слои и восстановить образ в
первозданном виде.
– Слушай, Серега, – взволнованно прохрипел Игорь, – а где
ОМОН? Они что, так умело спрятались? Да ведь эта икона, по мировым ценам,
небось, не меньше полумиллиарда долларов стоит!
– …Если не больше, – кивнул Сергей. – А охраняют эту великую
драгоценность ангелы Божьи. Думаю, это поэффективней ОМОНа будет.
За ужином Сергей показывал видеофильм о своих путешествиях.
Вот он с группой реставраторов работает в самом древнем христианском храме в
Египте, вот он в Турции в Мирах Ликийских, в Ростове Великом, Саратове, на
Кипре, на Афоне…
– Слушай, Сергей, – спросил Игорь, – и как тебе это удаётся:
работа любимая, богоугодное восстановление храмов, икон – еще платят, наверное,
неплохо? Да ты счастливый человек!
– Верно, счастливый, – кивнул реставратор, – только ты же
знаешь, брат, не будет нам на земле абсолютного счастья. Я не очень-то люблю об
этом говорить… Но вам скажу. У меня за это счастье вся семья болеет: отец после
инсульта лежит четвертый год, матери от диабета ступню отрезали, у жены язва
желудка, у сына жена мегера, отказывается внуков рожать – фигуру портить. А сам
я зрение теряю по две единицы в год и позвоночник так болит, что иной раз на
стену от боли готов залезть. Так что за любое счастье нужно платить, брат.
