Это всех все-таки
радовало, повторения свирепости Ивана Грозного не хотел никто. Правда, все
думали, что с таким Царем не оправиться от тех ударов, которые нанесли нам в
последние годы жизни Ивана Грозного король Речи Посполиты Стефан Баторий, шведы
и крымцы.
И вот, 31 мая 1984 года
в Успенский Собор из Царских палат вошел Царь и Великий Князь,
двадцатисемилетний Феодор Иоаннович для венчания на прародительский престол, на
царство на Московской Святой Руси. Входил Феодор Иоаннович в светло-голубой
одежде, окруженный боярами, князьями и воеводами в золотых одеждах. Впереди
митрополит Дионисий нес наследие Мономаха: Животворящий Крест, венец и бармы –
нанизанные на золотую цепь круглые медали с изображениями святых, одеваемые на
плечи, а брат Царицы Ирины, Борис Годунов, нес скипетр – короткий витой жезл с
крестом – символ власти. Высшее духовенство в праздничных облачениях с
песнопениями шествовало позади. Несметная толпа москвичей, запрудивших Соборную
площадь, пение подхватила и могучие и светлые звуки его устремились
молитвенными волнами к небесам, прося тишины и благоденствия уставшей Русской
державе. Еле пробралось шествие сквозь народ, все хотели быть поближе к идущему
на помазание, а самые ретивые жаждали дотронуться до его одежд.
В Соборе Феодора
Иоанновича облачили в царские парадные одежды, митрополит Дионисий возложил на
него шапку Мономаха и бармы, а затем, после того, как Феодор Иоаннович
приобщился Святых Таин, митрополит помазал его святым мирром. К народу из южных
ворот Успенского Собора выходил уже помазанник Божий, Царь Феодор I.
Среди тишины, из заранее
приготовленной корзины, наполненной монетами, посыпался на шапку Мономахову, на
плечи Государевы золотой дождь, символ человеческий Божьего благословения Его
благодатью. И грянуло над площадью многоголосное "...мно-о-гая
ле-е-ета!.." И, перекрывая пение, ударили колокола всей Москвы ликующим
трезвоном. Красный звон – Царская встреча – носился по московским площадям и
улицам и, отражаясь от домов и храмов, сталкивался сам с собой, образуя
переливчатые звуковые вихри, которые кружились в воздухе, уходили в землю,
уносились в небо, или столбом гудящим замирал вихрь, сгущался надолго на месте,
отслаивая от себя умиротворяющие радостные волны. И радость в Красном звоне
чувствовалась особая, будто сами колокола радуются, что воцарился их любимчик и
сами они его любимчики – сел Царь на престол московский, любимое дело которого
– в колокола звонить. А в гудении большого тысячепудовика будто слышалось:
"Эх, Государь, вбежал бы что ль ко мне, как каждое утро прибегал! Да разве
ж это звонари, по сравнению с тобой..."
