— Да я и не удерживаю
тебя, мой маленький великан!
Пока мальчик произносил
свой монолог все тем же ровным, бесстрастным голосом, массовик-затейник прямо
млел от восторга и невероятными ужимками призывал старух присоединиться к
восторгу.
— Какая необыкновенная,
фантастическая гордость! «Я — цель всего!» — а?! Вот человеческий материал, с
помощью которого будет достигнута великая цель, ради которой растоптано столько
человекоединиц, и сколько еще растопчем! Цель, ради которой я, товарищ Арфа, с
отцом твоим ставил к стенке. Этот покинувший нас малыш только в одном
ошибается, что он — один. Это сейчас он один, а будет — легион! А пока... мы
публично засудим несносного Бродягу, засорившего людям бошки своей
добродетельной чепухой. А потом и бошки засоренные поотрываем. Ух-ха-ха-ха!..
Товарищу Арфе и товарищу
Магде показалось даже, что во время своего громоподобного хохота массовик-затейник
от пола оторвался и в воздух поднялся. Чего не померещится от душевной
переполненности и переутомления, а уж переполнились и переутомились они
изрядно.
— И я покидаю вас, —
резко оборвав смех, совсем вдруг тихим голосом сказал гость. — До встречи на
суде. Ух, засудим, ухондакаем поповича! — И массовик-затейник скрылся за
дверью. Магде Осиповне показалось даже, что он и дверь-то не открывал. Ох уж
это переутомление! А товарищ Арфа смотрела неподвижным, каким-то
таинственно-задумчивым взглядом на оставленное на голицынской скатерке
обвинительное заключение против Иисуса Христа, столь оперативно составленное
расторопными сотрудниками странной организации под названием Чертопоказ.
А в это время Андрей
Елшанский вел мужской разговор со своим отцом, священником московского
Никольского храма, что в Хамовниках, Илией Ивановичем Елшанским.
— Ты напрасно ввязался в
это дело, сын. Я настаиваю, чтобы ты не участвовал в этой... в этом спектакле,
— говорил печально отец Илия.
— Ты не прав, папа, —
возбужденно воскликнул сын. — Прости меня, но ты не прав. Ты ведь хотел сказать
«в этой свистопляске», я знаю. А почему не сказал? Почему ты даже в разговоре
со мной так обтекаемо говоришь?
Отец Илия опустил голову
и пожевал губами.
— Мне всегда казалось,
что ты это понимаешь.
— Да, я понимаю, папа,
понимаю, — с надрывом произнес Андрей, — но правильно ли это?
— Да, правильно, —
строго ответил отец Илия и поднял взгляд на сына. И взгляд этот казался
каким-то оправданием, и сам говорящий это чувствовал. — Да, правильно! Все, что
нелояльно к власти и в суетное препирательство с ней вступает, все это замешено
на неправде.
