— Суд над Христом — это
не препирательство с властью. — Во взгляде Андрея, устремленном на отца,
виделась нескрываемая боль.
— Какой суд над Христом,
опомнись! — Отец взял сына за плечи. — Кто может судить Его? Ведь это всего
лишь ничтожная людская комедия. Это ведь всего лишь Васька Рыбин, в Спасителя
ряженый, сам же говорил. Прости, Господи, пристало ли тебе в такой комедии
участвовать? Да еще в роли адвоката. Разве Христу надобен адвокат?
— Христу он, конечно, не
надобен. Но там ведь не Христос — Васька ряженый. И в этом спектакле необходим
адвокат, и этим адвокатом я и буду. Не сказано ли: «Не молчите, проповедуйте»?
Вот и я буду. Веру я буду защищать перед этими! И Христос будет за такую мою
защиту.
— Не много ли берешь на
себя, сын? За себя еще ответствовать не научился, а дерзаешь за Бога отвечать!
«За»!.. — передразнил он Андрея. — Как ты можешь говорить так? Ты, знающий
Писание! Как ты берешься судить о Его «за» и «против»?
— Берусь! — выкрикнул
Андрей. Он весь дрожал, глаза его были дерзки, полны отчаяния и горя. — Берусь,
папа. Вот этим чувствую, — он ткнул себя в грудь. — Как они все косились на
меня и хмыкали, когда эта старая колода про спектакль шамкала... Вру, — это я
шамкал, а она — гремела, а я — шамкал. Мы шамкаем, папа, когда греметь надо!
— Греметь? — Снова
пальцы священника легли на плечи сына. — Ты слишком страстен, сын. «Колода»,
«шамкаем» — эти словечки и такая страсть — их оружие, и с таким оружием ты
проиграешь и веру не защитишь. В посмешище превратишь, а не защитишь, и сам
посмешищем будешь, и не добро будет, как ты хочешь, а очередное зло. Нет тебе
моего благословения на участие в этом адвокатстве.
— Так у других возьму, —
прошептал Андрей и отступил на шаг, освобождаясь от отцовых рук. — В Печоры
съезжу к отцу Иоанну. Как старец скажет, так и будет.
— А благословение на
поездку у кого брать будешь?
— Так поеду, без
благословения, если не благословишь. Рад будешь, если под поезд попаду?
Всего передернуло отца
Илию от сыновней реплики. Такого выкрика он никак не ждал. Глаза его пораженно
вскинулись, и даже рот открылся.
— Ну-ну, хватит вам, еще
до чего договоритесь, — сказала тут, вставая с табуретки, мать Андрея, жена
отца Илии, матушка Алла. В мрачном молчании она слушала весь разговор и вот,
решила, что пора вмешаться. — Даст он благословение на поездку, даст, чего там.
Дашь-дашь! Эх... и вправду съезди. Кто его знает, может, и вправду нужно это
твое участие. Ну а ты, отец, не казни меня глазами-то, не сердись. — Она обняла
за плечи мужа. — Прости меня, что вмешиваюсь. А Бог, Он Сам рассудит, чтоб по
Его вышло. А я на эту комедию тоже схожу. Потихоньку. Меня ж не знает никто.
Для арифметики.
