Диковинки красного угла | страница 74



— Как?! — вскрикнул сбитенщик, вытаращив глаза. — А что, больше негде было?

— Негде. Вы всё пожгли.

Почесав затылок, сбитенщик спросил:

— А у вас в Париже какой самый главный храм католицкий?

— Собор Парижской Богоматери.

— Вот когда мы возьмем Париж, а вы его весь сожжете и останется один этот Собор... да нет! И Собор сожжете, и останется один малюсенький костелик, я в него своего коня никогда не введу. Эх, Богоматерь-то у нас одна, а вы в Ее доме — конюшню! Ладно, пойдем, вон, в Благовещенский...

Когда вошли в Благовещенский Собор, сбитенщик подвел его к Сергиевой иконе.

— Он, — хрипло подтвердил император.

Ему стало совсем тошно. Да, дольше невмоготу оставаться в этой проклятой Москве и ждать, когда его солдаты совсем одичают. Да и сам уже он почти одичал: мечется между Петровским дворцом и Кремлем. На душе иногда просто жутко: «По-бе-ди-тель!» Что дальше делать, совершенно не известно. Одна мысль, что уходить (если уходить), не дай Бог, придется опять по этой невозможной Смоленской дороге... — по ночам вскакивал с криком: опять по ней до границы... Ждать зимника, так теплой одежды нет, а русская зима, говорят, несколько отличается от испанской.

«Да, дочиста ограбить Троицкую Лавру, всех сопротивлявшихся — без жалости, на месте... А саму Лавру сжечь! И уходить из Москвы сразу, без промедлений».

— Бертье!

— Я здесь, сир.

— Дайте дивизию этому полковнику... как его?..

— Де Мортемару.

— И пусть он скачет в Троицкую Лавру и забирает там всё! И побольше артиллерии и подвод. Надеюсь, он теперь не заблудится?! А ты чего ухмыляешься, старик? Давай-ка теперь твой сбитень.

— Сбитень берите. А и как же не ухмыляться, когда смешно. Дивизию? На Лавру хоть ты всей своей армией навались — отвалишься. В смуту, как раз 200 лет назад, поляков тысяч шестьдесят ее осаждало. А за стенами наших монахов полторы тыщи всего сидело. Сергий наш свое войско вам же показывал. Кто с таким войском справиться сможет?

Митрополит Платон сидел в настоятельских покоях, по его же проекту и указу выстроенных, и размышлял о своей скорой кончине. Он знал, что скорой, не боялся ее, уповая на милость Божию, и просил Его только о том, чтобы это свершилось после изгнания вражеских войск из Москвы. Он уже приготовил в помощь нашим одну из главных Лаврских святынь, древнюю икону «Явление Божией Матери Преподобному Сергию», а там пусть сами решат, то ли с ней до Парижа идти, то ли вернуть после изгнания неприятеля из Москвы. Иногда вздыхал по-стариковски, что Суворова Ляксан Василича больше нет. При нем бы справились с супостатом уже под Смоленском... В дверь постучали. Он сразу по стуку узнал кто.