Царствовал-княжил тогда
у нас Василий Васильевич, замечательный государь — и храбрый, и умный, и воин,
и Руси строитель. А тогда в Русской земле только и делали, что воевали да
отстраивались. Воевали, потому как со всех сторон вражьи силы напирали, а
отстраивались, потому что после набега очередного вражьего оставалось пепелище.
Только отстроятся — опять лезут. Треть государственной деньги́, как нынче
говорят, бюджета, на оборону, на войско шло.
И вот подстерег хан
Улу-Магомет у реки Нерль, близ Суздаля, Василия Васильевича, с которым всего-то
полторы тысячи войска было.
Впереди всех, «аки лев»,
дрался Василий Васильевич, и даже поначалу в бегство обратил врагов, но слишком
неравны были силы. Татары оправились, собрались и всей своей огромной массой
обрушились на малую рать нашего государя. С беззаветной храбростью сражалась
русская дружина, самому князю прострелили руку, отрубили в сабельном бою
несколько пальцев, тринадцать ран зияло на теле. Наконец, он изнемог и был
захвачен в плен. С него сняли нательный крест и с послом отправили его в
Москву. Зарыдали, глядя на этот крест, мать и жена Василия Васильевича.
Привезший крест посол Ачисан был надменен и бесстрашен, не боялся он, что
растерзают его москвичи с таким-то подарком — слишком велик залог находился в
стане Улу-Магомета. Да и пока Москва войско для отпора соберет (а без великого
князя его долго собирать придется), Улу-Магомет со своим полчищем здесь. И
москвичи это понимали: страх на каждом лице видел посол и в открытую усмехался.
Посол укатил, москвичи сели в осаду. Множество народу собралось и из других
городов — те, кого застала здесь страшная весть.
А через неделю
загорелось вдруг внутри Кремля и вскоре небывалый пожар бушевал в Москве. Жар
стоял такой, что церкви каменные рассыпались и стены каменные упали во многих
местах. Людей погорело великое множество, казна и все склады с едой и товарами
сгорели дотла.
Но москвичи быстро взяли
себя в руки, благодаря твердости и решительности епископа Ионы, будущего
митрополита, прославленного в лике святых. Он теперь в Москве был и мирской
властью, и духовной. Все успокаивалось там, где он появлялся. Казалось, что
даже от его белой бороды веет духом покоя.
И тут новая весть:
Улу-Магомет готов отпустить Василия Васильевича, если за него дадут выкуп в 200
тысяч рублей. Сумма неслыханная даже при трех полных казнах, а при пустой, да
еще при таком разорении...
— Соберем, — ответил
епископ Иона татарскому послу. Посол, племянник Улу-Магомета, усмехнулся и
пожал недоверчиво плечами — ваше дело. Вспомнил он, как Улу-Магомет в ответ на
его сомнения по поводу выкупа отрезал твердо:
