Ну, горы нам,
многогрешным, сдвигать не дано, да и ни к чему их без надобности двигать... Хорошо
и на своем месте все горы Господом поставлены... А вот чтоб обокравшего нас
простить, на это силы у нас есть, а то об этом просить надо: «Вот же, Господи,
не умею прощать и обиды забывать, научи!». И как раз об этом еще одна история
припасена. Случилась она совсем недавно. Вот, гляньте-ка, деточки, на эту
иконочку.
Дети почти вплотную
приблизили свои глаза к бумажной, на картонку наклеенной иконе, на которую
указывал Игнатий Пудович. Она стояла, прислонившись к правому нижнему углу
большой Владимирской иконы Божией Матери. Только так, приблизив свои глаза, и
можно было чего-то на ней разобрать. Она была выцветшая, блеклая, а небрежно
нарисованные два лика на ней, изображенные рядом, вовсе не походили на лики
святых. И надписи на тусклых нимбах вокруг голов тоже были полустерты.
— Да, деточки, — со
вздохом сказал Игнатий Пудович, — иконочка эта без любви нерадивыми людьми по
трафарету писана. И краски нестойкие. Но после того, как освятили ее, она все
равно — икона! — Игнатий Пудович поднял указательный палец вверх. — А ведь
икона эта, деточки, чудотворная. Четверых людей от гибели спасла. Один в этой
истории вроде всего лишился, мог лишиться еще большего, остальные трое, думая,
что приобрели, могли лишиться многого. А в итоге все четверо приобрели то, о чем
и не думали, а посему назовем нашу историю:
Приобретение
Спиридон Николаевич
возвращался домой после трудового дня. Итог его он обычно обозначал так: «Отбарабанил».
Нет, на работе он не бил
в барабан. Он сидел за столом и писал никому не нужные бумаги, за которые ему
платили зарплату. Зарплату скудную, но вполне сносную, чтобы кое-как перебиться
месяц. Большего Спиридон Николаевич и не желал, ибо был неприхотлив, ел мало,
одевался скромно. Правда, имел затаенную мысль разбогатеть, то есть купить
большую квартиру, машину, а также дачу под Москвой и дачу на Черном море. И
мысль эта имела под собой вполне осязаемое основание. Находившийся в его
однокомнатной квартирке походный резной мебельный гарнитур Людовика XIV из
особого красного дерева с золотыми ручками и замочками, стоил гораздо больше
того, о чем Спиридон Николаевич имел затаенную мысль. Гарнитур состоял из
шкафа, секретера-серванта, стола с четырьмя стульями и жесткого без обивки
дивана. Гарнитур сей Спиридон Николаевич наследовал от своего отца Николая
Спиридоновича, который в голодные бедственные тридцатые годы был директором
Торгсина. «Торгсин» — это магазин такой хитрый — «торговля с иностранцами», то
есть — на валюту. Но устроен он был не только для торговли с иностранцами и не
только на валюту. Принимались вместо денег у своих граждан и семейные ценности
— золото, драгоценности, которые еще оставались у граждан с дореволюционных
времен. Деньги тогда мало что значили, и те, кто мог, припрятывал драгоценности
на черный день. Остался и гарнитур этот у каких-то (теперь и не вспомнить —
каких) больших дворян, ухитрившихся пережить расстрельные годы революции и
гражданской войны. Дворяне получили мешок муки, а Николай Спиридонович —
гарнитур, за который посольство Франции отдало бы столько золота, сколько он
весил — если бы, конечно, знало о нем. С жуткими ухищрениями, по частям, тайно,
перетаскивал он гарнитур в свою квартиру, ибо теперь получалось, что не
дворянское имущество тащил к себе Николай Спиридонович, а государственную
собственность. А с такими «таскунами» в то время наше государство расправлялось
скоро и беспощадно.
