Весельчак пожал плечами:
— Да кто ж ее знает, при
мне уже ее не было.
— М-да, прозевал. Ну
ладно, свидимся еще.
На недоуменный взгляд
Весельчака довесил:
— У меня с ней свои
счеты. Портрет тут был еще царский... надо б закрома местные посмотреть... —
вошедший встал, подошел к безглазому изображению Варлаама и забуравил его своим
расстрельным взглядом.
Проговорил усмешливо:
— Эх, яростная
молодость, где ты?.. Это ведь мои пули в его глазах, Весельчак. Ярости-то много
было, если бы еще и ума, хоть с десятую часть той ярости, м-да. Двадцатый год
нашей власти и последний год пятилетки безбожия на исходе...
На исходе, на пороге.
Каковы ж наши итоги?
Шепчет ветер на дороге:
«Всем итогам вашим,
слышь,
Кукиш с маслом, то бишь,
шиш!»
Продекламировано было
очень выразительно, правда, буйство из глаз совершенно исчезло, одна старческая
опустошенность осталась.
— Да ну уж, прямо-таки и
шиш? Не совсем шиш, вы ж сами...
— Ну да, постреляли,
повзрывали много. Но и взрывалось, как ты знаешь, не всегда, — и так сверкнуло
из глаз, что Весельчак даже поежился, однако все же автоматически улыбнулся.
— Это вы об этой церкви,
что ль?
— Ну, коли с тобой
сейчас сижу, то об этой. Ни шар двухтонный, ни вагон снарядов не взяли.
— Да ну, случайность
это, хотя и странно...
— Два события,
Весельчак, приведшие к одному итогу, уже не являются ни случайными, ни
странными.
Тут Весельчак улыбнулся
своей всегдашней улыбкой:
— Да ладно вам, Зелиг
Менделевич! А сколько десятков тыщ взорвали и взорвалось?
— Четыре. Четыре десятка
тысяч с мелким довеском.
— Ну вот, ха-ха-ха, ну
мелкие проколы вроде этого, ну что они на фоне десятков тысяч? Ну, Зелиг
Менделевич, ну вы же мой учитель, вы же говорили всегда: при буром и не смотри
на мелочи...
— Слушай, Весельчак, а
ты когда пытаешь, тоже смеешься?
— Зелиг Менделевич, ха-ха-ха,
учитель! Да вы ж знаете, что я не пытаю, хватает моего смехоголоса, как вы
сказали. Неподписантов нет у меня.
— Ой ли? А не
запамятовал? — очень зловеще прозвучало.
— Ой, Зелиг Менделевич,
да ну, та же мелочь, один из всей практики, да он уже расстрелян, наверное.
— Да именно он, один, и
должен был подписать всю ту чушь, что ты на него вешал! Любой ценой!.. Один из
всей практики, ёк твои кок! Все твои остальные подписанты — тьфу без него! И
слова мои, как я учил тебя, не перевирай! Я говорил: при буром и устраняй
каждую мелочь. А это означает, что если задумал что-то уничтожить, уничтожай до
конца, дотла! Снаряды у них не взорвались? Эх, меня там не было... впрочем,
чего теперь. Я, как ты знаешь, давно уже не чекист, а исследователь и звание
мое комиссарское чисто формальное.
