– По-моему он своего
медведя считает по-настоящему живым, – сказала она тогда папе.
Папа, не отвлекаясь от
своей жизни, пожал плечами и сказал, что все мы когда-то неживое живым считали
и что это пройдет. Еще много всяких разных странных мелочей замечала мама за
Алешей, так, хоть и не было у него никакого слуха, как-то (опять же нечаянно)
обратила она внимание на лицо Алеши, когда он слушал из трехпрограммника
„Рассвет на Москве-реке“ Мусоргского. Он приник к репродуктору и ничего вокруг
не видел и не слышал, кроме солнца над Москвой-рекой и тишины вокруг нее, не
видел он и подсматривающей мамы. После мама сказала папе:
– Мне показалось, но
что-то видел, что-то им самим выдуманное.
Мне бы очень хотелось
знать, что именно.
В промежутках между
собственной беготней и командой „давай быстрей“ сыну мама задерживала иногда на
нем свое внимание.
– А мне бы очень не
хотелось знать, – сказал папа.
Его мысль прямая, как
прямая линия, не собиралась отвлекаться от течения своей жизни; он решил сразу,
что увиденное мамой есть тоже ею выдуманное. Да и вообще все это чепуха, даже
если и так, ну слышит и слышит. Все в любой музыке слышат чего-то свое
придуманное, было бы чего и чем придумывать.
Все последующие дни
после радостной вести, после папиного „будет“, Алеша досаждал родителям
вопросами о братике и совершенно не чувствовал в их ответах мрачной
насмешливости и не видел их переглядываний и качания головами. Естественно, что
все потуги родителей переключить внимание Алеши на что-то другое ни к чему не
привели.
И вот, пожалуйста,
животик у мамы заболел! В то первое утро без мамы, когда тревога и беспокойство
поселились в его душе, он наотрез отказался идти в детский сад.
– Буду ждать маму.
– Я тебе сказал, что
мамы три дня не будет!..
Но никакие папины вразумления,
угрозы и шлепки, не помогали. Алеша уперся, насупился и только твердил:
– Не пойду. Буду ждать
маму.
„Все-таки он точно, что
– ненормальный“, – зло подумал папа, однако ясно ему было, что только связав
Алешу и в мешок его запихнув, можно будет доставить его в детсад.
Пришлось смиряться и
срочно вызывать бабушку номер два, мамину маму. Лишней мороки от общения с
бабой Аней, его мамой, теперь просто бы не выдержал. Бабушку Алеша встретил все
тем же:
– Бабушка, у меня братик
будет!
Бабушка же, вместо того
чтобы порадоваться, стала нудно внушать ему, что он ослушник, что он плохо
ведет себя и что мама будет очень недовольна. Бабушка номер два взяла твердую
линию не слышать ничего, что говорил Алеша о братике. И свернуть ее с этой
линии было так же невозможно, как Алешку со своей. Так, взаимно не слыша друг
друга, пообщались они и пошли гулять.
