- Сон, - хрипло вымолвил король, лаская тело своей жены. - Только сон. Но я вижу его вновь и вновь, и с каждым разом он становится все ярче. Однажды я совершил ошибку, стоившую нескольких жизней. Я не хотел этого, не думал, что все зайдет так далеко, - произнес он с неподдельной болью в голосе.
Перед глазами Эйтора снова предстала та картина - пылающий храм, отсеченная одним взмахом клинка голова, катящаяся по склону во мрак, и юноша, рвущийся из рук облитый кольчужной броней воинов, рычащих от натуги, ибо почти невозможно удержать того, кто впал в боевое безумие. Он хотел забыть это, пытался убедить себя, что все это было давно, что каждый в свое жизни совершал нечто такое, в чем потом раскаивался. Король надеялся, что искупил свою вину теми муками, которыми сам терзал свою душу, но понимал, что этого мало, что цена предательства намного выше, чем бы того хотелось.
- Исправь ту ошибку, если ее еще можно исправить, - прошептала, крепче прижимаясь к груди своего супруга Ирейна. - Или живи с ней, если свершившееся прежде теперь невозможно изменить. Ты ведь сделал немало благого, чтобы искупить свой грех перед ликом Судии.
- Больше всего я страшусь Последнего Суда. Нет таких добрых дел, какие искупили бы грех, который я совершил в своем тщеславии, алчности и глупости, - неожиданно признался тот, кто при свете солнца становился владыкой Альфиона, а сейчас же был просто жаждущим ласки мужчиной, сердца которого так внезапно коснулось чувство, называемое - он верил в это всей душой - любовью. - Но пока ты рядом, моя королева, ничто не страшит меня.
И Эйтор любил Ирейну до рассвета, яростно, неистово, так, как никогда прежде, терзая ее нежную плоть. Юная королева в тот раз впервые забыла о своем страхе, поняв, что рядом с ней обычный человек, способный чувствовать, бояться и переживать. И она щедро одаривала его своими ласками, не стыдясь свое незнания, просто пожелав дать этому человеку успокоение хотя бы до той минуты, когда солнце вновь взойдет над лесом, залив золотом улицы древнего Фальхейна.
Будни короля - это вовсе не одни только развлечения, как думают многие, никогда не ощущавшие на собственных плечах бремя власти. Вот и Эйтор после завтрака должен был вновь отправляться в тронный зал, дабы выслушивать коленопреклоненных просителей, явившихся в столицу со всех концов Альфиона. Он сам обрек себя на это, словно наказывая, и потому честно отбывал повинность, терпеливо внимания гневным или горестным воплям своих подданных, не делая разницы между рыцарем, купцом или простым хлебопашцем, у которого сосед украл кобылу. Не только эти люди обязаны были служить ему, но и король должен был давать им хоть что-то взамен за их верность, иначе грош цена его власти.
