Но больше всего Ирейна боялась находиться рядом с этим огромным, сильным и властным человеком, с тем, кто отныне был ее супругом. При каждом его прикосновении девушке хотелось просто убеждать, спрятаться где-нибудь в бесконечном лабиринте коридоров и комнат, чтобы никто и никогда не смог ее найти. И еще больший ужас охватывал ее каждую ночь, когда в ее спальню входил король.
Наверное, он любил ее, только по-своему, стремясь одарить свою молодую жену самыми страстными ласками. И Ирейна искренне пыталась ответить ему тем же, загоняя страх куда-то в самое нутро, в самые дальние уголки своего сердца. И тогда ее охватывал стыд, ибо ее прикосновения, поцелуи, ласки были неумелыми, робкими, каким-то неуклюжими. Ей казалось, что король в любой миг может просто уйти, пресытившись ее жалкими попытками доставить ему удовольствие, просто осмеяв ее. Но этого не случилось, напротив, в последние дни Эйтор, ее господин, поводил в спальне своей супруги все больше времени, становясь еще более неистовым.
- Что тревожит тебя, государь? - однажды, набравшись смелости, спросила своего супруга Ирейна. Это было две или три ночи назад. Король, хрипло дыша, разгоряченный, еще не отошедший от очередной сладострастной схватки, лежал на спине, правой рукой прижимая к своей груди, покрытой испариной, молодую жену. - Ты испытываешь страх и смятение, я чувствую это. Поделись со мной, не нужно тяготиться этим в одиночестве.
Да, она действительно чувствовала, ибо была женщиной, а им дано много больше, чем мужчинам. Ведь не даром повелось еще с незапамятных времен, что именно женщины становились поистине могущественными колдуньями, будучи открыты тем тонким энергиям, что пронизывают этот мир, составляя то непостижимое, названное некогда душой. Вот и юная королева поняла, - не разумом, а сердцем, - что этот могучий воин, сильный и уверенный в себе, является к ней просто для того, чтобы забыться, чтобы, потратив все силы на любовь, хоть несколько мгновений не думать о том темном, что мучило его, словно вампир, высасывая все чувства, кроме одной лишь тоски.
Пожалуй, при свете дня Ирейна никогда не осмелилась бы спросить короля о том, что он пытался забыть, погружаясь в омут страсти. Но сейчас, во тьме, когда между ними двумя не было никаких преград, когда тела и души сливались воедино, это далось намного легче. И даже сам Эйтор не удивился, что его Ирейна первой заговорила с ним, прежде никогда не позволяя себе этого. Король уже привык к тому, что его жена почти всегда молчит, покоряясь мужу.
