— Джон! — снова кричит голос.
Мои глаза разом открываются. Две руки крепко вцепились мне в плечи. Я весь в поту и задыхаюсь. Сначала я вижу Сэма, стоящего надо мной, потом Шестую с ее дерзкими карими глазами, которые иногда выглядят голубыми, а иногда зелеными. Она стоит передо мной на коленях и выглядит уставшей и помятой, словно ее только что разбудили. Что я, наверное, и сделал.
— Что это было? — спрашивает Сэм.
Я встряхиваю головой, чтобы окончательно освободиться от наваждения, и оглядываю знакомое место. В комнате темно, потому что задернуты шторы, и я лежу в той же кровати, в которой провел полторы недели, оправляясь от полученных в битве ран. Рядом выздоравливает Шестая, и ни я, ни она ни разу не покидали комнаты — за едой и другими припасами ходит Сэм. Это двухместный номер в обшарпанном мотеле близ главной улицы Траксвилля, штат Северная Каролина. Снимая номер, Сэм использовал одни из семнадцати водительских прав, которые Генри изготовил для меня до того, как был убит. По счастью, старик за стойкой администратора был слишком увлечен телевизором и не очень-то вглядывался в фотографию. Мотель расположен в северо-западной части штата, в пятнадцати минутах езды от штатов Теннесси и Вирджиния. Выбор места был продиктован в основном тем, как далеко мы смогли уехать, учитывая тяжесть наших ран. Но раны постепенно зажили, и к нам наконец возвращаются силы.
— Ты говорил на иностранном языке, которого я никогда не слышал, — говорит Сэм. — Думаю, ты его выдумал, чувак.
— Нет, он говорил на могадорском, — объясняет Шестая. — И даже немного на лорикском.
— Серьезно? — спрашиваю я. — Просто непостижимо.
Шестая подходит к окну и поправляет правую штору.
— Что тебе снилось?
Я качаю головой.
— Я не вполне уверен. Понимаешь, это был и сон, и не сон. Думаю, это были видения — видения о них. Мы должны были сразиться, но я был слишком слаб, сбит с толку или что-то еще, не знаю.
Я смотрю на Сэма, который глядит на экран телевизора и хмурится.
— Что?
— Дурные новости, — он вздыхает и качает головой.
— Что? — Я сажусь и протираю сонные глаза.
Сэм кивает в сторону телевизора. Я оборачиваюсь и вижу, что всю левую половину экрана занимает мое лицо, а правую — портрет Генри. Рисунок совсем не похож: у лица резкие черты и оно совершенно изможденное. Здесь Генри выглядит на двадцать лет старше, чем есть на самом деле. Или был.
— Как будто было недостаточно рассказать об угрозе национальной безопасности и терроризме, — говорит Сэм. — Теперь они предлагают вознаграждение.
