Эрика молча смотрела на Гейнца. На лице ее играла улыбка. Она была рада, что ее подозрения не подтвердились.
— Ты действительно думаешь, что поздно сказать правду?
— Не знаю.
Она схватила его за руку.
— Иди и расскажи все! Они тебя не съедят. Слышишь?
— У меня не хватит силы воли.
— Но ведь когда–нибудь тебе все равно придется все рассказать! Ты не сможешь спокойно жить: я тебя как–никак знаю.
— Ты права. Но я не могу представить себе, как я буду стоять перед ними. Все будут показывать на меня пальцем. «Заперт — врун», — будут говорить они. А вдруг они спросят, почему я до сих пор молчал? Я же член партии!
— Никто не станет показывать на тебя пальцем, Гейнц! Ты лжец, пока молчишь. Тебе, конечно, будет трудно, но что делать… Когда все останется позади, ты станешь другим человеком.
Пограничник не без удивления посмотрел на девушку. «Пожалуй, она права…»
— Хорошо, Эрика. Я попробую…
* * *
Фрау Шуберт стояла у печи и следила за тем, чтобы картофельные оладьи хорошо подрумянились, но не пережарились.
— Идите, господин Восольский! — крикнула она в открытую дверь. — Они хороши только со сковороды.
Учитель, войдя в кухню, потянул носом.
— Черт возьми, какой изумительный запах, матушка Шуберт!
Она еще раз пригласила его к столу, а вскоре и сама села за стол.
— Генрих придет сегодня поздно. Придется снова жарить, — сказала она. — Он тоже любит только горячие. Говорят, недавно на танцах от вас здорово досталось Бютнеру, — неожиданно переменила она тему разговора.
— Это, конечно, преувеличение. Парень был здорово пьян и пристал к пограничнику, вот мне и пришлось вмешаться. Представляете себе, как бы это выглядело: драка с участием пограничника. К счастью, дежурный пограничник оказался на месте.
— Хорошо, что вы удержали толстяка. А то было бы дело! А вы, я смотрю, ладите с пограничниками.
— На днях командир заставы спрашивал меня, не хочу ли я стать членом группы содействия пограничникам, — заметил Восольский.
— Угощайтесь, пожалуйста, — напомнила фрау Шуберт. — Тогда ночью в деревне вам иногда придется оглядываться. Вас это не страшит?
— Не так страшен черт, как его малюют. Внизу, у наблюдательной вышки, — пограничники, а над часовней — отвесные утесы, так что вряд ли кому–нибудь удастся пробраться. Я, правда, сам туда не ходил. Слышал…
— Это верно. Как–то после войны мы с Генрихом однажды поднимались наверх. Оттуда открывается чудесный вид. Рассказывают, будто перед войной там сорвался один парень из Хеллау. Он хотел сходить к своей девчонке…
