— Ваше сравнение неудачно, господин Рэке. Дом еще только возводится и уязвим далеко не в одном месте. А то другое, о чем вы говорите, существует не один десяток лет и обладает силой. К тому же оно вооружено. Вы явно переоцениваете свои силы!
Глаза Рэке заблестели.
— Вы верно сказали, господин пастор! Дом строится и с каждым днем становится все крепче. Бетон, который скрепляет его, называется — социализм, а строители — все мы. И в один прекрасный день дом этот станет настолько большим и неприступным, что любое оружие тех, кто на него нападет, окажется бессильным. Вы это знаете не хуже меня, а потому сейчас мы должны быть, как никогда, начеку. Вы меня понимаете? А моя партия? Она насчитывает миллионы. Наши идеи проникают повсюду, потому что не только мы, коммунисты, но и все здравомыслящие люди хотят жить в мире.
— Мир стар, а коммунизм молод. Очень молод!
— Но наши представления о будущем правильны, потому что они гуманны. Мы хотим счастья для всех!
— Это утверждает каждый, проповедуя свое, и каждый считает, что только он прав.
— Правда на нашей стороне.
— Правда, правда…
— Я, господин пастор, думаю так: истинно то, что приносит людям пользу. Именно мы возвращаем правде ее истинное содержание.
Хинцман покачал головой.
— Это все слова, господин Рэке. Я знаю, вы говорите искренне. Но кто поручится за то, что ваша правда истинна?
— Наш опыт, господин пастор, наше государство. И каждый будет судить. Вы, я — все!
Пастор поднялся и подошел к окну.
— Вы еще молоды, господин Рэке, а молодежь всегда восторженна. Не забывайте, что всего несколько лет назад молодежь присягала Гитлеру.
Рэке подошел к пастору и посмотрел ему в глаза.
— Господин пастор, не поймите, пожалуйста, превратно некоторые мои слова…
— Говорите. Перед богом нужно быть честным.
— Хорошо. Вы упомянули о Гитлере. Сегодня каждый ребенок знает, что он принес нам. Только коммунисты не на словах, а на деле боролись против фашизма. Тысячи лучших из лучших отдали свою жизнь в этой борьбе.
— Этого не хотел ни один христианин.
— Но что же тогда сделала церковь, чтобы помешать этому? Я имею в виду не какого–нибудь христианина или священнослужителя, а церковь как силу, как организацию. Разве на пряжках ремней солдат вермахта не было вычеканено «С нами бог»? Не слишком ли часто Гитлер и Геббельс в своих поджигательских речах употребляли слово «провидение»? Разве не священнослужители благословляли оружие и вымаливали у бога победу? Это факты, господин пастор, и от них не отмахнешься! А что происходит сегодня? Разве на той стороне опасность фашизма преуменьшается? Военные преступники снова в почете. А как относится к этому церковь? Считаете ли вы, господин пастор, такое положение нормальным?
