Как-то раз сестра Галины не выдержала и поехала за ним. Он вышел, постоял около тех, что списывают с табло биржевой курс, обошел вокзал, потом на улицу и в антикварный магазин. Сидел там часа три, купил какую-то книжку и назад в поезд. Мы не могли поверить, что он только за этим туда ездил. Может, крутился по вокзалу, потому что девушка не пришла? Но в другой раз то же самое.
Галинина сестра — упрямая женщина, ездила за ним до тех пор, пока ей не осточертело. А Стефан постоит, постоит в зале вокзала, а потом идет в книжках копаться».
Неожиданно он заскучал по внучке, по ее мягкой улыбке. Решил сходить за ней в садик. Обратно шли пешком, он держал ее за руку.
— Знаешь, Стефан, а у нас в группе есть одна Ванда. Но совершенно на нее не похожа.
— На кого?
— Ну, на ту бабушку.
— А откуда ты знаешь, как ее звали?
— От папы, но это наша тайна.
Итак, триумфальное возвращение, подумал он с неприязнью.
«— Мама, ты что сегодня делала?
— Была у сестры Галины. Помогала ей приметывать платье. Помнишь тех Джонесов, которые около них живут? Он такой худой, как кочерга.
— Ну-ну, помню.
— Разводятся после двадцати лет.
— Я же говорил, что от бесконечной стрижки газонов можно мозгами двинуться.
— Не в этом дело, сынок, теперь все меньше людей, готовых уступать друг другу.
Сели мы раз с сестрой Галины поговорить за чашечкой кофе. Это редко бывает — и у нее, и у меня работы хватает.
— А хотелось бы тебе на старости вернуться к себе домой, хотя бы просто посмотреть?
— Даже не знаю, — отвечаю, и какой-то страх во мне от этого вопроса закопошился. Где он есть, этот мой дом? Ветер его развеял.
А она снова:
— Тебя тогда Галинка так описала, как живую. Нам с Казиком сразу захотелось с тобой познакомиться. И Посмотри: столько лет одной дорогой с тобой идем.
— А то письмо, может, у тебя сохранилось? — спрашиваю. И будто чья-то рука мне сердце стискивает.
— Может, где-нибудь и лежит. Поищу.
— Ладно, при случае. — А сама думаю: хорошо бы не нашлось оно. Только боль старую разворошит, которую не раз оплакала. Смирилась я с ней. Не начинать же сначала? И другая причина есть, что в родные края не собираюсь. Все сначала, каждый день считать — не для меня уже это.
А сестра Галины письмо несет.
— Дома почитаю, — говорю, — мне теперь очки для таких букв нужны.
И иду домой, а он мне неожиданно домом-то и не кажется, только полустанком на дороге, и завернуть в него совсем не хочется.
„Дорогие мои сестра и зять Казимир!
Редко вам за этим годы писала, потому что руки постоянно заняты больными. Но память о вас во мне живет. Немного жаль, что не могла вас навестить, несмотря на то что столько раз меня приглашали. Работа, работа. Постоянно во мне кто-то нуждается. Как оставишь?
