Однажды под жарким обстрелом Косогоров, уткнувшись лицом в землю, царапал ногтями траву, пытаясь сделать хоть небольшую лунку, чтобы спрятать в нее голову.
Александру было противно смотреть на животный страх большого и сильного человека. Забыв об опасности, он подошел к Косогорову, пнул его в широкий зад и свирепо сказал:
– Лопатка для чего дана? Чего скребешься, как жук в г…? Окапывайся!
Косогоров поднял лицо. Глаза у него от ужаса были белые. Увидев стоящего перед собой командира, Косогоров опомнился. Вытащил из чехла лопатку и торопливо, не приподнимаясь над землей, заковырял перед носом.
– Когда надо, себя покажем! - презрительно передразнил Александр и вернулся на свое место.
Лидия Максимовна, чтобы находиться поближе к сыну, попросилась в батальонный медицинский пункт. Когда позволяла обстановка, приходила в Сашину роту. От раненых, а иногда по телефону узнавала о сыне: жив ли?
Бывала она и в штабе у Николая Петровича. Рассказывала ему все, что было известно о Саше.
Александр виделся с отцом редко. А поговорить довелось всего несколько раз. Первое, о чем он спросил, было:
– Почему отступаем?
Теремов коротко объяснил:
– Мы первый эшелон. Пока идет мобилизация и развертывание сил в глубине, мы должны принять удар на себя.
– Это мне ясно, - нетерпеливо сказал Александр, - не понимаю, почему отходим?
– Лучше гнуться и распрямляться, как стальной клинок, оставаясь все же целым, чем уподобиться неподвижной стене, которую пробьют или раздолбают на месте. Гибкая оборона, Саша, хоть и неприятна, хоть и похожа со стороны на бегство, все же самый целесообразный вид боя в создавшейся обстановке. Крепись, лейтенант, - улыбнувшись, сказал отец, - будем и дальше отходить, до поры до времени.
И они отходили. Не раз попадали в окружение и вырывались из него. Отбивали атаки и контратаковали сами. И все это время ждали, когда же наконец прекратится отход. Когда прозвучит команда «Стой!» и, опрокинув врага, все двинутся в обратном направлении, к своей границе.
