— Во-первых, спасибо, — оборвала ее X.
— Да, мы хотим поблагодарить вас за вашу неслыханную любезность и великодушие, это был удивительный ужин, такой изысканный, каждая деталь продумана…
— Минутку, — сказала X., — вам надо собраться с мыслями. Короче говоря, Виктория, вы дали нам шанс. Можно ли представить себе, что Жозефина и я теперь по-прежнему будем плохо относиться друг к другу?
— Невозможно, — ответила Виктория. — От всей души надеюсь. А вот и коньяк! За что мы выпьем на этот раз?
— Ни за что, — ответила Жозефина. — Я слишком много болтала. Думаю, мне пора домой. Собаки весь вечер были одни.
— У них слишком короткие ножки, — заметила X.
Виктория подняла рюмку и сказала:
— Дорогие дамы, вы занимаетесь ерундой. Полагаю, что после кофе мы посвятим себя исключительно созерцанию сумерек.
Они прошли через кафе, где все беседы тут же смолкли, и вышли на площадь.
— Холодно, — сказала Жозефина и попыталась застегнуть на шее шиншиллу Виктории.
— Перестаньте! — сказала X. — Виктория сама знает, мерзнет она или нет. Перестаньте делать вид, будто вы очень заботливы.
Жозефина взорвалась:
— Вы думаете, что все знаете лучше всех! Вы ничего не знаете о Виктории, вообще ничего! — И она, оставив их, пошла одна по переулку.
— Не обращайте внимания, — сказала Виктория. — Пожалуй, утром она все поймет.
— Вы так думаете?
— Да, я так думаю. Утром все может измениться.
Виктория не стала объяснять подробней, что для нее каждое новое утро — своего рода, радостный вызов жизни, то же самое, что новые перспективы, неожиданные сюрпризы, пожалуй, даже новое понимание жизни, да просто-напросто все в мире ужасно интересно и увлекательно. Фактически, за этот вечер она и так разглагольствовала более чем достаточно. И теперь она упомянула лишь, что Хосе обещал после девяти часов принести дрова, ей нужно еще подмести патио и попросить его сложить дрова в том углу, где растут бугенвильи.
X. улыбнулась:
— Ерунда, моя дорогая Виктория! Вы говорите о незначительных вещах, не так ли? Сколько мелких огорчений и забот! Каждый новый день заполнен то одним, то другим; посмотрите на Жозефину, вот она идет. Полдня выгуливает своих собачонок и слушает оперы, а остальные полдня бегает на никому не нужные приемы. Все это, чтобы быть оскорбленной, стать популярной, крепко держаться за свою маленькую гордость… А вы, вы, которая — подлинная Виктория, вы опускаетесь до того, чтобы демонстрировать всем доброжелательную терпимость, да, насмотрелась я на вас тогда, в той машине! Подождите, не надо слов, я понимаю, что такой, как вы, трудно произнести «нет», но у вас нет никакой идеи, ни у кого из вас нет всепоглощающей идеи, вы смешиваете ваши напитки и ваши чувства с водой. Разве вы не понимаете, что у вас нет ни одной-единственной яркой, ничем не разбавленной идеи.
