— У меня тоже, — проговорила хрипло после паузы она, — есть только вы и бабушка, — когда она произносила это, голос ее дрогнул. Она прикрыла глаза и по-детски смахнула кулачком предательскую слезинку, скользившую по щеке, но без толку, потому что за ней побежала следующая и еще одна. Валентин наклонился к ней и поймал соленую каплю губами.
Дима вышел к доске и написал огромными буквами, старательно выводя каждую: «Елена Львовна — злобная старая сука», а потом отступил на шаг, любуясь проделанной работой. Хороша надпись! Коля, сидевший за своим местом наградил друга одобрительной улыбкой и поднял в воздух сжатый кулак, с оттопыренным большим пальцем. Он напоминал римского императора, стоящего в Колизее на балконе для особых персон, и сейчас он приказывал своему любимому гладиатору Диме идти в бой с голодным разъяренным львом в лице преподавательницы словесности. Но Дима успел убраться на свое место вовремя и теперь они с Колей как ни в чем не бывало играли в крестики-нолики на обложке Колиной тетради.
За окном завывал ветер, срывая с деревьев разноцветные листья, лишая их последних кусочков их былого великолепия.
Жизнь шла своим чередом. Маша что-то тихо объясняла Мише, потому что в русском языке он разбирался куда хуже, чем в физике; Саша спал, уронив голову на руки; Рита и Оля о чем-то оживленно болтали, а Марина слушала их, хлопая щедро накрашенными глазами с открытым, как у рыбы ртом. Лида и Паша на своей первой парте в правом углу класса, отведенной специально для изгоев, сидели неподвижно и молча, боясь привлечь к себе внимание, хотя Паша и оглядывался все время на других учеников в надежде, что кто-то с ним заговорит. Все были почти в сборе, кроме, конечно самой разъяренной львицы.
Хлопнула дверь, но на пороге, вместо Елены Львовны появился Кеша и все, а особенно Дима, испустили вздох облегчения.
— Это что такое? — строго спросил он, кивнув на доску, — вам жить надоело?
— Это, брат, суровая правда жизни, — подражая манере речи криминальных элементов заявил Коля и скорчил гримасу, — против нее не попрешь.
— Сейчас «правда жизни» вернется с совещания, и ты поймешь насколько она сурова, — предупредил Кеша и сел на свое место, следующее за партой изгоев. Он инстинктивно считал себя обязанным защищать их от выпадов остальных и это уже вошло в привычку. Даже одноклассники к этой его причуде успели привыкнуть в кои-то веки.
— А они на совещании? — подала голос из своего угла Даша, отрываясь от беседы с Соней, — откуда ты знаешь?
