Она говорила это быстро, взволнованно, и я чувствовал, что она вот-вот разрыдается. Никогда я ее не видел такой. Я был так тронут ее словами, что бросился к ней.
— Перестань, мамочка! Милая мама...
Она отстранила меня.
— Не подходи! Не смей называть меня мамой!
У нее больше не было сил говорить. Она прикрыла глаза скомканным платочком и опять упала на подушку. Я подошел и обнял ее.
— Прости меня, мамочка! Прости! Даю самую торжественную клятву...
Теперь я плакал вместе с ней. Через некоторое время мама снова подняла голову. Она заговорила, и голос ее в потемках показался мне странно чужим:
— Дом и имущество, оставшееся от твоего отца, оставляю вам. С меня хватит. Я уйду от вас...
Я стоял, как вкопанный... Уйдет. Куда? К Каратаю? И я представил, как мама уезжает с ним на его мотоцикле, и мы с бабушкой остаемся совершенно одни.
Спустя полчаса, мы пришли в школу на педсовет. Ахметов стоял у входа и курил. «Мы ждем вас», — сказал он, под руку увел маму в коридор, а мне сказал: «Побудь здесь, когда будет нужно, мы позовем».
Я бесцельно брожу по двору школы. Слова мамы: «Уйду» — не выходят у меня из головы. Куда она может уйти? Неужели она хочет выйти замуж?
Перед моими глазами снова всплывает старый мотоцикл и Каратай. Я вижу, как он сажает ее, маму, и они уезжают, даже не попрощавшись со мной. Слезы подступают, и я чувствую, что сейчас заплачу. «Милая мама! — шепчу я. — Не выходи замуж! Я больше никогда, никогда не буду тебя расстраивать. Я буду самым примерным». А вдруг меня сегодня исключат из школы... Как быть тогда?
За углом послышались шаги. Это был сторож школы Сайбек. Он подошел ко мне и заглянул в лицо.
— Кто это?
— Я, дедушка.
— Кто это я?
— Я, Кожа.
— Что ты здесь делаешь?
— Я пришел на педсовет.
— Ах, да... Это о тебе сегодня говорят. Что решили?
— Не знаю, меня еще не вызывали.
— Эх, детка, — проговорил Сайбек, качая головой, и кольнул палкой землю. — Твой отец, покойный Кадыр, был настоящий человек. Ты не походишь на него! Разбаловался! Я в долгу перед твоим отцом. За мной не копейка, не рубль, а целое животное. Ты спросишь, как это? А вот как. В первую осень, когда организовали колхоз, у Кадыра был конь-иноходец. Я договорился с твоим отцом, поехал на этом коне на мельницу и утопил в грязи. В этом был виноват только я: не напоил коня и пустил на выпас. На ногах у него был путы. Конь пошел на водопой и провалился в грязь. Утром прихожу, а он весь в грязи, одна задняя часть видна. Другой не дал бы мне и пикнуть, заставил бы уплатить. А у покойного Кадыра была такая широкая душа, что он сказал: «Ведь вы не нарочно, не из-за вражды ко мне угробили коня. Видимо, такова его судьба!» — и простил меня. Вот какой умный человек был твой отец, он всегда стремился помогать родственникам, — сказал Сайбек, потом немного подумал и добавил. — А ты... да не только ты, многие из вас сейчас глупые. Вам говорят — учитесь, не хулиганьте, а вы — наоборот. А что, если тебя выгонят сегодня из школы? Нехорошо...
