— Сама не ведаю, — призналась Энни. — В последние месяцы эти штуки просто распирают меня изнутри. Потеха да и только, правда? Тебе понравилось?
— Понравилось? Если б я мог попасть в это место и остаться там навсегда, я был бы счастлив, как король посреди своей сокровищницы.
— Хм-м… Вряд ли.
— Правда-правда, я был бы страшно счастлив.
— Да нет, я просто сомневаюсь, что сумею перенести туда кого-нибудь. Пожалуй, однажды у меня и получится. А пока я могу только показать… — Энни выглядела уставшей и серьезной как никогда. За ее спиной в щелях дощатых бортов повозки мелькали серые камни и придорожная трава.
Бимер склонился надо мной и выпучил глаза.
— Эта покажет кому угодно, — ухмыльнулся он. — Ты ей, она тебе, а если хорошо попросишь, еще и потрется об тебя своим добром.
— Болван! — расхохоталась Энни и пихнула Бимера в плечо. — Мы совсем не про то говорили!
— A-а, ну тогда другое дело, — успокоился он и сел на свое место.
Отец возился с огнем. Возился долго, потом вдруг резко встал.
— Принесу еще дров.
«И чего злится? — недоумевала Лига. — Или чем-то озабочен? Странный он какой-то».
Яркий свет снежного дня хлынул в дом, выстуживая воздух. Отец хлопнул дверью, и внутри опять стало тепло и уютно — уютно оттого, что он ушел. Оставшись одна, Лига сделала глубокий вдох и медленно, осторожно выдохнула. Лишь в такие короткие мгновения она могла побыть наедине с собой.
Уже на следующем вздохе она поперхнулась. Открыла глаза. Ядовитый серый дым извивистыми клубами валил из печи. Ну и смрад! Что за гадость попала в огонь?
Кашель оказался таким нестерпимым, что Лиге пришлось отложить в сторону циновку, которую она плела. Все ее тело сотрясалось в жутком приступе. А потом низ живота пронзила боль, острая, как если бы его проткнули иглой, обжигающая внутренности. Боль опоясала Лигу, скрючила пополам, не давая вздохнуть и откашляться. Перед глазами заплясали искры, но не от огня — в густом дыму его совсем не было видно. Да что же это такое?!
Боль отступила так же внезапно, как и началась. Позволила Лиге подняться, пошатываясь, добрести до двери и распахнуть ее. В животе было горячо, словно в нем плескалась лава — жидкая, пугающая, готовая вот-вот снова вскипеть.
Отец уже шел назад от поленницы с охапкой дров в руках. Его лицо исказила злобная гримаса:
— Ты что тут делаешь? — Изо рта вылетали белые облачка пара. — Я не разрешал тебе выходить. Марш в дом!
— Я не могу там дышать… — Холодный воздух попал в горло Лиге, и она опять закашлялась.
