— Тогда не дыши! Закрой дверь! Весь дым уже выпустила, все тепло! — Отец бросил дрова на снег.
— Может, труба обвалилась?
Лига хотела отойти подальше и взглянуть на крышу, но отец, перепрыгнув через груду дров, накинулся на нее. От неожиданности она растерялась, да и горячая лава внутри не давала сопротивляться. Низкая соломенная крыша, обвешанная острыми сосульками, вдруг устремилась Лиге навстречу, мелькнул кусок тяжелого неба, дверь с грохотом захлопнулась. Лига лежала на полу. После яркого блеска снежных сугробов глаза с трудом привыкали к темноте. В горнице клубился чад. Снаружи отец что-то сердито орал — Лига не могла разобрать слов — и по одному швырял поленья к двери.
Лига закрыла нос и рот локтем, но было поздно, она уже наглоталась дыма. Он добрался до самых дальних клеточек ее тела, скрючил свои призрачные темные пальцы, цепкие и костлявые, и принялся выворачивать внутренности Лиги наизнанку.
Время растягивалось и сжималось. Она сама словно бы растягивалась и сжималась. Боль придавила Лигу к полу, боль и еще стук бросаемых к порогу поленьев. Па глухо ругался на улице. Кажется, он не переставал ругаться ни на минуту.
Началось это давно, Лиге тогда не исполнилось и тринадцати. Отец бранил ее и ворчал без конца; Лиге просто-напросто приходилось терпеть, когда недовольство отца поднималось черной волной и опять уходило вглубь, словно огромная рыба или гигантская водяная змея. Живот Лиги снова скрутило, и на какое-то мгновение исчезло все, кроме обжигающих спазмов. Дым разъедал глаза и рвал горло.
Затем боль ожила, переросла в желание вырваться наружу. Собравшись с силами, Лига подползла к двери, ткнулась в нее плечом, слабо ударила кулаками. Па все еще там или ушел, посадил ее под замок?
— Если не выпустишь меня, я нагажу прямо на пол!
Снаружи что-то происходило, слышались глухие удары, стук падающих деревяшек — теперь в некотором отдалении от дома. Узкий луч света прорезал пелену чада. Лига рванулась вперед, спотыкаясь о сваленные в кучу поленья, мимо Па, мимо его перекошенного лица.
Однако она опоздала: морозный чистый воздух не стал спасением; в животе у нее что-то оборвалось. Если она побежит, то внутренности вывалятся на снег. По ногам уже течет… Нужно плотно сжать бедра, чтобы удержать это, и в то же время не останавливаться, спешить — туда, туда, к лесу, на обычное место, где положено справлять нужду.
Лига не добралась до опушки. Рухнула на колени в снег. И так велико было потрясение от того, что она только что лишилась части самой себя, своего объятого пламенем естества, что Лига почувствовала себя выпотрошенной. Она совсем не ощущала своего тела ниже пояса, под юбкой. Хотя нет, постойте: вот крепкие бедра; ноги тоже на месте, одна и другая, синие от холода ступни. Лига осторожно попыталась подняться с закоченевших коленок; сгорбив спину, села на корточки. Перед ней мрачно высились черные деревья, снег блестел так ярко, что слепил глаза. К горлу подступила тошнота. Лига начала давиться, но изо рта вытекла лишь тягучая струйка слюны. От прокатившегося по телу спазма, однако, ее чрево извергло еще что-то.
