— Спасибо, — сказал Максим. — Жалко парня.
— Всех не нажалеешься, — хмыкнул Тополев и повесил трубку.
2
Антон Тополев был правой рукой Петровского.
О его предыдущей жизни до прихода в компанию, Максим практически не знал ничего, но, судя по упорным слухам, занимался тот по молодости лет серьезным хакерством. Вскрыл с друзьями несколько банков, кажется, даже дело по этому поводу уголовное заводилось, но тут вмешался спаситель гениев Тарас Петровский и разрешил ситуацию. Как уж он ее разрешил, Максим мог только догадываться. Он искренне надеялся, что не тем способом, каким разрешалась его, собственная ситуация.
Безвыходная и жестокая личная проблема.
И хотя сейчас предсмертные хрипы бывших коллег все реже преследовали Максима по ночам, а видение окровавленного полуволка, получеловека, с наслаждением ломающего стены, сносящего дверные проемы и безжалостно направляющего стаю собак на смерть и вовсе перестало появляться. Однако омерзительный осадок после такого эксперимента все-таки остался. Он помнил, как стоял тогда под проливным дождем, среди заброшенных зданий какой-то промзоны. Позади догорал офис с изуродованными телами бывших коллег, а впереди темнела стая псов, ощерившихся клыками. Его шерсть была в дымящейся крови, а когтистые лапы медленно превращались в обычные человеческие руки. Тогда, в тот кровавый день безжалостной мести, Дронов не плакал. Он плакал после в госпитале «Полночи», куда его определил Петровский. Тайком, под одеялом, стискивая зубами подушку, чтобы не дай бог, никто не услышал.
Оттуда, не выдержав нестерпимой внутренней боли, Дронов сбежал. Он прятался от Тараса несколько дней, не звонил и не появлялся в офисе, стараясь хоть как-то смириться с убийствами. А потом он все-таки приехал к Петровскому домой и пошел с ним вместе на первое нормальное «превращение», на Сбор, как называли волчьи игрища в «Полночи».
Теперь Максим понимал, что другого выхода у него не было.
Либо, либо, другие варианты исключались.
Даже другой, предложенный тогда Петровским путь на самом деле не был выходом… Это было бы постыдным бегством…
Наверное, самые тяжелые жизненные воспоминания, подумал Максим, положив трубку телефона. Дай бог, чтобы теперь такие воспоминания не появились и у Андрея.
1
Гениальные фотографии обычно делают непрофессионалы. Когда его дочь в десятом классе внезапно решила стать известной фотомоделью, рангом естественно не ниже Клаудии Шифер, Вадим разорился на портфолио. Но и сейчас, грустно перелистывая тяжелые альбомные страницы, он в который раз убеждался, что лучшее фото Машки сделал он сам, тогда, еще при жизни Натальи, в доме отдыха на Селигере. Неделя беззаботного счастья — что может быть лучше для отличного снимка?
