На картине | страница 2



— Ей хотя бы понравилось?

Мама возмущенно отключается. Зато на связь выходит сестра Жанусик из Швейцарии, где она уже два года замужем за человеком, выписанным из специального брачного агентства. “Что-то рано она зачесалась”, — задумчиво говорила наша мама про Жанусика, которая бегала на свидания с пятнадцати лет.

В кантоне З. ясное утро. Жанусик оглушительно щебечет (я не вслушиваюсь, что-то про скорую поездку на курорт и триумф среди мужской части русской диаспоры), я пытаюсь варить кофе, который сбегает из турки при первой возможности. Побег из Шоушенка! Зубастые коричневые кляксы остались на плите и даже на полу (Жанусик заливается соловьем и произносит названия, которые звучат как ругательства на все буквы — Энгадин, Граубюнден). Бесплатные концерты соловьев и лягушек давали за окном каждую ночь еще целый год после того, как мы переехали в этот дом.

Кляксы напоминают недавнюю инсталляцию Игоря Ивлева — еще одной нашей звезды. Не исключено, что именно кофейными пятнами и вдохновлялся Ивлев, сочиняя свою композицию. Называлась она “Голубой обнаженный в розовом свете”, и ГББ чуть с ума не сошли, пытаясь купить ее все вместе и каждая в отдельности. Игорь отказал всем скопом, даже Конура отползла без покупки — в ту пору, как на грех, был ретроградный Меркурий, и не следовало совершать рискованных сделок. Астрология, фэн-шуй, НЛП и карты Таро для Ивлева важны в точности так же, как для фермера — прогноз погоды. Работы свои он размещает в пространстве лично, утром и вечером общается с мирозданием, а однажды я застукала его за тем, что он пытался перевесить зеркало, висевшее в галерее напротив входа.

— Очень плохой фэн-шуй, — качал головой художник.

— Очень плохой, Игорь Иванович! — сказала я и отобрала у него зеркало и повесила на прежний гвоздь. Ужас какая бледная я была в тот день! Лучше бы вообще не отражалась.

Жанусика, как говорит мама, “не переслушать”, — я продолжаю блеять, вставляю свои три словесные копейки и ухом прижимаю телефон к плечу. Лифт, приветливый оскал для консьержки, а потом все так же — ухо-трубка-плечо (чем не инсталляция?) — к стоянке. Машина ледяная и задубевшая, как белье, оставленное морозной ночью во дворе.

— Зоя, ты прости меня, — вдруг говорит Жанусик между ухом и плечом. — Ко мне пришла массажистка — проходите, Аллочка, — она только в шесть утра может, я тебе позже обязательно перезвоню! Извини, что на полуслове прерываемся…

В оттаявшем зеркале дальнего вида — моя голова с одним белым и одним багрово-красным ухом. Портрет неизвестной, начало 21 века.