Мне очень редко казалось, что между Жаком и другой женщиной вспыхивала сексуальная искра; либо это должно было как-то проявиться в моем присутствии, либо какой-то незначительный факт или третье лицо должны были дать мне подсказку. Но обычно вызванные этим волнение или беспокойство длились недолго. Жак занимал в моей жизни такое прочное место и наши отношения были настолько ровными, что для волнений и беспокойства просто не оставалось места. И не могу вспомнить, чтобы я испытывала тревогу, разглядывая снимки обнаженной женщины в зеркале и читая слова, выражающие досаду и желание. Подсознательно я подавила в себе мысль: «Вот подтверждение возникших у меня подозрений». Я сдерживала нарастание этого особенно острого рода страдания, поскольку понимала, что основания для него существуют уже давно, а я просто старалась не замечать их. Закон гласит, что интенсивность страдания пропорциональна периоду ослепления. Мне кажется, я могу сказать, что эти фотографии и строки в блокноте не вызывали у меня никаких чувств: ступор — вот лучшая защита, которую может привести в действие психика, если какое-то событие угрожает спровоцировать слишком сильную боль.
В моей памяти всплыл некий обобщенный образ, который не могли изменить никакие ссоры: спокойный и уравновешенный Жак — полная противоположность моей истеричности. Вероятно, этот образ частично был создан письмами, которые он мне писал перед тем, как мы съехались, предостерегая от последствий моей сексуальной вседозволенности. Но этот источник был глубоко и прочно забыт; уже много лет я не думала об этих письмах и наверняка не смогла бы в тот момент сопоставить характер Жака в том виде, как он предстал мне в этих письмах, с несочетавшимися с ним фотографиями и дневником. В то время, когда произошли события, о которых я рассказываю, мы так безмятежно прожили вместе уже много лет, что у меня никогда не возникало необходимости ретушировать придуманный мною образ Жака, существовавший в моем сознании. Я также никогда не оказывалась в положении, когда была вынуждена искать в его поведении и словах нечто подозрительное.
Я вернулась в гостиную, не испытывая никаких чувств, лишь некое предвкушение. Что же касается предвкушения, могу только сказать, что в последующие дни оно вызывало с моей стороны целый ворох вопросов, сопровождавшихся слезами и отравивших наши отношения на долгие месяцы и даже годы. Впрочем, я так и не сумела правильно сформулировать их, поскольку мне бы хотелось, чтобы он ответил на них еще до того, как я раскрою рот или даже взгляну на него.
