А мне хотелось послать его к черту… Спустя несколько дней я все-таки снова пришел в клуб.
— Люда исчезла, — сказал Виктор Луков. — Крошка шокирована, тоже не показывается. Зато ходит ее сестра, наблюдает, так сказать, общественный резонанс.
Я чувствовал себя скверно. Было отчего: Людмиле теперь и на глаза не показывайся, а Тоня неизвестно как расценила случившийся скандал. Я встал в углу фойе и закурил. Стоял отрешенно.
— Вам привет от Антонины, — послышался мягкий голос.
Подняв голову, я увидел Тонину сестру. Она стояла и внимательно смотрела на меня. На душе стало как-то легче. Значит, Тоня думает обо мне. Я поблагодарил девушку и пригласил ее танцевать, й опять за нами наблюдал весь зал. Дескать, вот Володька уже третью подцепил…
Вечером я сидел в Тонином доме-общежитии с длинным коридором и кухнями на пять семей. Мы прокручивали пластинки, сдержанно разговаривали, стараясь не касаться толков о злополучном вечере в клубе, листали книжные новинки.
Я почему-то чувствовал, что с Крошкой у меня ничего не получится. Уходил от нее с раздвоенным чувством: было неудобно перед ней и ее сестрой и жалко самого себя.
Так продолжалось до тех пор, пока я снова случайно не встретился с Людой. Она шла с матерью, и в руках у них пламенели букеты цветов. Дочь отвернулась, а мать не отвела взгляда. В нем, этом взгляде, было столько сожаления… Именно сожаления, а не обиды.
Они прошли берегом речушки Пахры и свернули налево, в редкий березняк, откуда вела проторенная тропинка к кладбищу. А я так и остался стоять посреди дороги, держа в руке застывшую ладонь Тони.
Онемевшая Крошка все поняла.
Больше она не появлялась в клубе. И я не приходил к ней домой. Потом узнал, что она вышла замуж за лейтенанта, который увез ее в какой-то пограничный гарнизон.
А гордая Людмила осталась в Подмосковье. Как ты там, Люда?
Ранним утром, когда еще не рассвирепевшее солнце только поднималось из-за горизонта и сонно оглядывало пустынные владения, я выехал на своей водовозке. В дороге думал о грустноватой записке, посланной Людмиле, и о письме отцу, первом письме за свою солдатскую службу.
Вскоре показался старый колодец. Хасан-бобо поздоровался и принес из юрты кумган и две крохотные, почти игрушечные, пиалы.
— Чай не пьешь — откуда силы берешь? — засмеялся хозяин Карикудука.
У нас в России пьют полными стаканами, здесь — буквально глотками, потому что нальешь полную пиалу — остынет, а горячий чай лучше утоляет жажду.
