— Прости меня, любовь моя. — Увидев замешательство Колби, Рита насмешливо улыбнулась. — Как это глупо с моей стороны. Я забыла. Англичане любят заниматься любовью и не любят говорить об этом.
А Колби подумала, что Рита права. «Какой бы идиоткой я ни была, прошедшая ночь понравилась мне гораздо больше, чем хотелось бы, но будь я проклята, если расскажу об этом тебе или кому-нибудь еще, в особенности этому слишком красивому, слишком широкоплечему кельту по ту сторону сада, который сейчас, наверное, совсем не думает обо мне».
— Я просто зашла пожелать вам доброго утра, — сказала она, когда к ней вернулся дар речи. Не в состоянии больше видеть молодого человека и его грубые заигрывания с Ритой под тонким покрывалом, она хотела побыстрее уйти.
— Если вы не возражаете, я переоденусь, возьму карету и поеду в Версаль.
— Перри написал для меня эпическую поэму, — говорила Рита, размахивая пачкой мятых листков и смеясь над очевидной неловкостью, которую испытывала Колби. — Оставайтесь и послушайте ее. У него много талантов.
Колби быстро согласилась, что Перри, — одаренный молодой человек, но тем не менее удалилась. Она была в ужасе от сцены, свидетельницей которой ей пришлось стать, но только под страхом пытки призналась бы в том, что ей гораздо больше по душе консервативные устои Англии.
Нэвил и Андрэ прогуливались в парке холодным зимним вечером, анализируя многочисленные варианты, которые обсуждались во время ленча.
— Я утверждаю, что непосредственной опасности нет, и это совпадает с информацией твоих хозяев из Уайтхолла, — настаивал француз. — Либералы за последнее время одержали несколько побед, и бонапартисты не смогут найти достаточной поддержки среди антибурбонских группировок для совместного выступления против Луи.
— Возможно, но это опасный образ мыслей, — возразил Нэвил. — Вы имеете в виду тайный заговор, организованный сторонниками Наполеона, но интуиция подсказывает мне совершенно иное. Пока Наполеон жив, любой может захотеть отомстить за него.
— Если ты думаешь о возможности предательского убийства, то как можно защититься от сумасшедших? — спросил Андрэ, выразительно пожимая своими узкими плечами так, как это могут делать только французы.
Нэвил усмехнулся. Одним этим жестом Андрэ продемонстрировал свое презрение ко всем слабостям человечества.
— Забудь на минуту политику, Нэвил. — Андрэ взял его под руку и повел в сторону Пале-Рояль. — Я покажу тебе, как настоящий поклонник женщин выражает свое преклонение перед их племенем.
