порезов, из которых наземь тонкими струйками стекала бледно-розовая кровь.
Подойдя к Осси, Мей разжал свои внушительные зубки, и предводитель стаи, освобожденный из смертельного захвата грохнулся на землю, тихо поскуливая. Мей
подтолкнул его носом – точнее той частью черепа, где должен был бы находиться нос, –
подкатив прямо к ногам интессы, и замер прямо над ним, готовый вмешаться, буде
пленник поведет себя неподобающим образом.
Пленник ни о чем подобном не помышлял и думать – не думал, с ужасом взирая на
оживший скелет, который только что играючи расправился с остатками его отряда, а
теперь возвышался прямо над, ним весьма недвусмысленно изготовив к работе палача
свои окровавленные клыки.
«Впечатляет, – оценила работу союзника Хода. – Быстро и эффективно. Очень хорошо».
Еще раз, подтолкнув пленника носом, Мей отступил на шаг, освобождая для Осси
оперативный простор для действий по ее высочайшему разумению.
Шаман лежал в пыли, сжавшись в комочек, и скулил, размазывая по своему серому лицу
кровь вперемешку с соплями и ритуальной краской. Сейчас он ничем не напоминал
идейного вдохновителя, многократно превосходящего численностью противника.
Вываленный в земле, с порванным ухом и сломанным прутиком жезла с намотанными на
него перьями, он был жалок, противен и бесполезен. Иметь дело с ним не хотелось, и
Осси перешагнув через гуринга, попытавшегося ухватить ее за ботинок, чтобы припасть к
нему жирными, как садовая улитка губами, направилась дальше, подарив ему жизнь.
Мей, однако, так не думал, и через несколько мгновений смачный хруст оборвал на
полуноте начинавший уже надоедать скулеж.
«Да воздастся каждому по глупости и скудоумию его», – изрекла Хода, а Мейла-кун уже
шагал рядом, прижимаясь к правой ноге Осси и задрав на хозяйку, измазанную в крови
морду в ожидании похвалы.
А если вспомнить, что мордой ему служил оскаленный окровавленными клыками череп, то нетрудно понять, что зрелище это было то еще… Но дорога к дому на холме была
открыта.
Холм хоть и казался небольшим, но пока добрались до вершины, солнце успело нырнуть
за горы, а на стремительно темнеющем небе уже появились первые звезды.
Изблизи – в упор, так сказать, – строение выглядело, мощным и нерушимым как бастион.
Будто не на века его строили, а навечно. Приземистый дом, сложенный из огромного
размера булыжников стоял крепко, и выглядел глубоко вросшим в холм.
Пролетевшие годы власти над ним не имели и отметин на нем не оставили – ни трещин, ни мха, ничего вообще, что говорило бы о возрасте последнего пристанища Лерда. Он не
