Скелет этот был потрепан жизнью, по всему видать, изрядно – во всяком случае, два
последних ребра с левой стороны были обломаны где-то посередине и теперь
топорщились рваными краями, а в голове – то есть черепе этого милого создания – зияла
внушительных размеров дыра. Но, похоже, все это нисколько его не беспокоило и ни
капельки не смущало, потому, как вид у него был самый решительный и свирепый.
В грудной клетке (а теперь действительно было видно, что это – просто клетка из
пожелтевших от времени ребер) медленно пульсировало нечто, очень похожее на темно-
серую кляксу, по всей видимости, заменяющее этой твари сердце. Пульсация эта не
затрагивала размеры кляксы, а просто сама она становилась то темнее – то светлела до
грязно-белого цвета.
Надо сказать, что это впечатляло.
Ошейник, утыканный солидной толщины шипами был зверюге, а точнее – тому, что от
нее осталось, явно велик и теперь болтался на шейных позвонках наподобие орденской
цепи. Сходство это становилось почти полным еще и из-за того, что к ней был прикреплен
блестящий золотом медальон, ранее скрытый от глаз густой шерстью.
«Вот, значит, оно, как… – глубокомысленно изрекла Хода. – Тянет их, значит, обратно…»
Осси ничего не ответила, не сводя глаз со скелета, который, по всему судя, закончил, в
свою очередь, изучение девушки, поднялся с места и, не спеша, направился к ней.
Двигался он, обходя леди Кай по небольшой дуге, и намереваясь, судя по всему, подойти
к ней с левого боку.
Походка его не лишена была грации, и, глядя, как плавно скользил он, еле слышно цокая
огромными когтищами по булыжникам мостовой, Осси даже забыла, что перед ней
скелет, а не живое существо из плоти и крови. Череп Мейла-куна все время был повернут
в сторону девушки, и хотя глазницы его были пусты и сухи, Осси готова была поклясться, что чувствует на себе его очень тяжелый и настороженный взгляд. Рациональному
объяснению это не поддавалось, правда, сама Осси, отметив про себя эту необычность, тут же про нее напрочь забыла, занятая больше оценкой потенциальной опасности.
Словно почувствовав это, Мейла-кун остановился, не дойдя до леди Кай всего несколько
шагов, лег на дорогу, а затем перекатился на спину, демонстрируя, тем самым, на свой
кошачий манер самые миролюбивые намерения. Странное это было зрелище – вальяжно
развалившийся посереди мощеной улицы скелет гигантской кошки.
Еще более странным было то, что когда, сочтя эту демонстрацию дружелюбия
достаточной, скелет снова поднялся на ноги, он совершенно по-кошачьи отряхнулся, словно забыв, что нет на нем ни плоти, ни шерсти, в которой мог запутаться мелкий
