Опустив взгляд на процессию, Дарден увидел Кэдимона Сигнала и невольно рассмеялся. Кэдимон. Старый добрый Кэдимон. Неужели этому параду суждено превратиться в восхитительно безобразную татуировку Дворака? В путешествие из прошлого в настоящее? Потому что это действительно был Кэдимон, махавший толпе с занавешенной золотым и белым атласом платформы, а рядом с ним стоял Живой святой, дипломатично облаченный по такому случаю в белые одежды мессии.
— Ха! — воскликнул Дарден. — Ха!
Завершал парад человек, ведший на поводке крупного речного рака, и это зрелище рассмешило Дардена до слез. Огоньки вдоль бульвара стали гаснуть, сперва по одному, а после, когда толпа набросилась на них и принялась срывать гирлянды, во тьму погружались целые участки улицы разом. Следом были заброшены вертела, мясо на них почернело и обуглилось, но костры ревели и пылали тем ярче, словно стремясь отомстить за смерть младших собратьев. Теперь уже не разобрать, где артисты, а где толпа, так они были стиснуты, так смешались в веселье под зеленым светом луны.
На веранде младшие официанты поспешно убирали со столов, им помогали бармены, и Дарден услышал, как один пробормотал другому:
— В этом году жди беды. Большой беды. Нутром чую.
Официант принес Дардену счет и нетерпеливо притопывал, пока этот последний посетитель рылся по карманам в поисках необходимых монет, а когда они были наконец предъявлены, выхватил их у него из руки и улетел, взметнув полами куртки и блеснув лаком на ботинках.
Дарден, опустошенный, усталый и печальный, поднял взгляд на черное, подсвеченное зеленью небо. Его возлюбленная не пришла и уже не придет, быть может, не собиралась приходить, ведь у него есть только слово Дворака. Он не знал, что ему чувствовать теперь, потому что ему и в голову не приходило, что он может ее не встретить. Он огляделся по сторонам: перевернутые стулья, внезапное затишье. И что ему делать теперь? Подыскать какую-нибудь презренную работу, кое-как перебиться, пока не сумеет послать весточку в Морроу отцу — который может сжалиться, а может и не сжалиться над ним. Но как же спасание души? Как же искупление?
Черной дырой взлетела в небо ракета фейерверка и взорвалась зонтиком искр, от чего толпа завопила еще громче, чтобы перекрыть шум. Кто-то толкнул его сзади. По его левому плечу что-то потекло, затем последовало проклятие, и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как с наполовину пролитым стаканом убегает один из официантов.
