Похлопав, Дарден воскликнул: «Прекрасно! Чудесно!» — и с элегантным отчаянием заказал еще бокал: ведь если он все равно умирает от голода и без гроша за душой, то одной тратой больше, одной меньше, какая разница?
А внизу за плотами следовали дрессированные волкодавы, потом жонглеры, мимы, глотатели огня, «люди-змеи» и исполнители танцев живота. На темно-зеленый небосвод начала карабкаться гангренозная луна. Гул голосов на веранде становился все настойчивей, а крики людей внизу, в путах обжорства, опьянения и разгула, все неблагозвучнее: отголоски рева дробящихся влечений.
Где его возлюбленная? Почему она не идет? Дардену казалось, что голова у него полая и легкая, но одновременно тяжелая, как подымающаяся ей навстречу вертящаяся земля, которая уходит у него из-под ног при одной только мысли… Нет, это невозможно! Дарден заказал еще одну «Красную орхидею».
Она придет. Придет, одетая в белое с красным, в ожерелье из резных голубых и зеленых бусин, и в ямке между ключиц будет лежать нешлифованный изумруд. Он встанет поздороваться, а она протянет ему руку, и он с поклоном ее поцелует. Губами он ощутит тепло ее кожи, а ей прикосновение его губ покажется жарким и электризующим. Он скажет: «Прошу, садитесь», — и отодвинет ей стул. Она ответит на его галантность легким кивком. Он подождет, пока сядет она, сядет сам и, подозвав официанта, закажет для нее бокал вина, а после они станут разговаривать. Подводя к тому, как впервые увидел ее, он спросит, понравилась ли ей книга, понравилось ли ожерелье. Быть может, они посмеются вместе над вульгарностью Дворака, над его собственной робостью, потому что теперь она доподлинно поняла, что в реальности он далеко не робок. Полетят часы, и с каждой минутой, с каждой остроумной фразой она все зачарованней будет глядеть в его глаза, а он в ее. Их пальцы потянутся друг к другу через стол, пока она не толкнет неловко свой бокал, а он не протянет руку, чтобы его удержать — и вместо хрустальной ножки найдет ее пальцы.
И с этого момента, когда в его руке будет лежать ее, когда их взгляды сплетутся через стол, все станет просто, ибо их уста будут безмолвствовать, но красноречиво. Быть может, они оставят стол, таверну и пойдут гулять по улицам, пустым после оглушительного Праздника. Но, что бы они ни делали, между ними установится прочная связь, ведь они сполна испили желания в глазах друг друга.
Стерев со лба пот, Дарден отпил еще глоток и поглядел в толпу, теперь сливающуюся с процессией, напирающую, подавшуюся к огням и артистам.
