– Мэтт, слезь с него! – Бобби оказался рядом со мной и требовательно толкнул в плечо.
Я подумал, что мог бы и его ударить. Его легко бить, потому как он хилый и драться не умеет, чтобы по-настоящему. А потом подумал, что и сам я не умею драться, ведь до столкновения с Сэмми моя жизнь проходила мирно.
– Вставай! Пойдем! – Бобби тормошил меня, тянул прочь от заброшенной крепости, в чадные переулки, в тень, где бы я мог спрятаться от людей, которым бы вздумалось искать меня.
Я шел. Молчал.
– Зачем ты опять дерешься? – наконец Бобби остановился. – Почему ты всегда дерешься?
– А ты почему не дерешься?
Я огляделся. Мы находились в каком-то дворе, где уместилась пустая будка, пяток бочонков и старая тачка с проломанным днищем.
– Ну… я не умею, – Бобби протянул мне свой платок, а когда я не взял, сам стал вытирать мне лицо. Тогда я увидел, что на платке остается изрядно крови. Но я не помнил, чтобы Сэмми меня бил.
Я пощупал переносицу, и она хрустнула. Нос мой оказался сломан, губы вздулись, а левый глаз сдавливали распухшие веки. Но боли я не ощущал. Вернув платок Бобби – его матушка немало удивится, увидев кровь на нем, – я зачерпнул горсть снега и приложил к лицу. Холод – вот лучшее из лекарств.
Бобби следил за моими манипуляциями, не делая больше попыток помочь.
– Я не думал, что ты придешь, – сказал он. – Я хотел тебя навестить… честно хотел. Но… но там замело все. Я в жизни не видел столько снега! И я подумал, что не найду дорогу.
– Я тебе покажу. Пойдем?
– Давай… давай завтра. Мне пора уже.
И вправду вечерело. Я забыл, что зимой дни короткие, а ночи, напротив, длинны и черны. И домой я вернулся уже в сумерках. Я растопил камин, злясь, что в доме нет никого, кто сделал бы это за меня. Я разложил на полу одеяло и лег у огня, свернувшись клубком. Мне было холодно и страшно. И тогда, чтобы как-то утешить себя, я вспомнил одну из прошлых наших игр. Холод – такой же враг, как и прочие. А с врагами сражаться я умею.
Признаюсь, воображение мое было лишено той живости, которая позволяла Бобби преображать мир. Огонь остался огнем, холод – холодом. Лишь я превратился в некое существо, что не боялось холода, не ощущало боли и было сильнее всех… лежа у огня, я с легкостью побеждал врагов. Мне открывались клады, а чудесные сокровища сами устремлялись в руки.
Я и заснул там, у огня.
На другой день я отправился к обычному нашему с Робертом месту, которое в эту странную зиму преобразилось, как преобразилось и все вокруг. Пруд затянуло льдом, присыпало снегом, покрывало которого пятнали узоры птичьих и звериных следов. Ледяными стрелами торчали побеги ракитника, а деревья – небывало огромные, с обындевевшей корой – держали на ветвях своих неимоверные тяжести.
