И Дима, отвернувшись от Федора и растирая руку, проговорил капризно и зло: «Ирэн, при покойном Сергее Ивановиче подобных обалдуев, — он боднул головой воздух в сторону Федора, — здесь просто не могло возникнуть. Это был дом. Я всегда благоговейно… — Он снова повернулся к Федору: — Скажи спасибо, что ты в этом доме…»
До сих пор Федор был рад, что удержался от прямого удара правой. Удержался, поняв по вспыхнувшему красными пятнами лицу Ирины Сергеевны, по ее потерянной улыбке, что в чем-то Дима достал ее до живого. Торопливо начал он было подбирать слова извинения, но Алена сказала холодно и твердо: «Прости, мама. Наше с Федором время истекло. У нас билеты…»
Куда билеты, какие билеты?! Не было у них никаких билетов. А от этого «наше с Федором», с неожиданной бесповоротностью объединившего их в глазах ее матери, и этого Димы, и подошедшего к ним из другой комнаты красавчика студента, с которым Алена ездила в Дагестан, Федор запаниковал. И надо было уходить с Аленой, и так неловко было почему-то остаться наедине с ней, что и уходить не хотелось… Анатолий Сергеевич собирался показывать свой фильм о заповедниках и слайды из прежних поездок; с кухни соблазнительно тянуло жареным мясом; разговаривали, спорили, смеялись доброжелательные друг к другу люди, и он представлял себя среди них не чужим…
Заготовка вращается в центровальном приспособлении, но внезапно в ее равномерное гудение врывается пронзительный писк от станка Чекулаева.
«Фреза полетела, — морщась, думает Федор, — менять надо…» Он смотрит в сторону Чекулаева и видит, как Бабурин, на каждом шагу распахивая коленями полы зеленого халата, со злой стремительностью чешет к пульту управления чекулаевского станка, вырубает его и оборачивается к Чекулаеву, все в той же позе, но со свежей сигаретой сидящему на стуле и словно не замечающему приближение мастера. «Сейчас начнется, — думает Федор. — Какой смысл перед перерывом ругать человека, и на обед настроение испортится и на работу после обеда».
В ту же минуту и другие станки затихают. Обеденный перерыв подкатил незаметно, будто и не понедельник. Из своей будки под крышей по железной лестнице спускается молоденькая бледная крановщица в спецовке, в ватнике, в пестрой косынке… Пора. Федор поочередно останавливает свои станки, быстро очищает их от стружки.
— А на хрена мне эти шесть рублей в день? — слышит он крик Чекулаева. — Какой нормальный человек за шесть рублей вкалывать будет? Ты?! Он?! — Он указывает пальцем в сторону Федора. — И он не будет. На моей сознательности выехать хотите.
