- Почему ты это сделал?
- Я не знаю.
- Ты сошел с ума?
- Наверное.
- Это же сумасбродство - поступать так.
- Я знаю, знаю.
- Как это «Нет» у тебя вырывается изо рта – как?
- Я не знаю.
Допрос был с пристрастием, разве только одновременно, в одном лице он был и следователем, и подозреваемым, или же хулиганом и копом[7], а, может быть, заключенным и тюремщиком, безжалостным лучом прожектора и преследуемым в ослепительном пятне яркого света. Все летело кувырком перед его глазами, уставившимися в белый потолок. Он ворочался в постели, одеяло плясало вокруг него, словно мешок, которым его душили.
Он укрылся этим одеялом, и, внезапно, пространство под ним наполнилось ужасом клаустрофобии, бытия похороненного заживо – смерть в награду. Перевернувшись снова, он запутался в одеяле. Подушка слетела с постели, ударившись о пол вялым хлопком, словно маленькое тело, сброшенное с небоскреба. Он думал о матери, когда-то лежащей в гробу. Никто не знал, когда наступила смерть. В тот момент он читал журнальную статью о пересадке сердца. Даже врачи не смогли с точностью установить момент смерти. «Слушай», — сказал он себе. — «Никто не может спрятаться от черных дней жизни, как и в древние времена, когда тела усопших бальзамировались, обрабатывались жидкостью и материей. А теперь в кровь вводят специальные химические составы, чтобы хоть немного удлинить жизнь и отодвинуть смерть. Но она неизбежна, она все равно за каким-нибудь углом будет тебя ждать». Но можно всего лишь предположить, что какая-нибудь маленькая закорючка в мозгу все время будет напоминать о былом – о том, что когда-то было отпечатано в сознании. Его мать напомнит о себе – ему, в какой-нибудь день.
Он в ярости схватился за постель, сбросив одеяло. Его тело было мокрым, окропленным потом. Он сидел на краю кровати и дрожал, когда его ноги касались пола, и холодный поцелуй линолеума вернул его в реальность. Призрак удушья исчез. В потемках он подошел к окну, и отодвинул форточку. Ветер ворвался в комнату. Опавшие октябрьские листья трепыхались на земле, словно обреченные изувеченные птицы.
«Почему ты это сделал?»
«Я не знаю».
Это напоминает побитый рекорд.
«Это потому что Брат Лайн всегда так обращается с людьми. Он обязательно издевается над кем-нибудь, например, над Бейли. Он мучил его и пытался сделать из него дурака перед всем честным народом?»
«Более чем».
«Чем что?»
Он раздвинул занавески и осмотрел спальню, щурясь в полумраке. Потом он заново застелил постель, содрогнувшись от полуночной прохлады, ворвавшейся в комнату. Он вслушался в ночные звуки. Отец храпел в соседней комнате. Машина пролетела по улице. Он любил находиться где-нибудь на мостовой, куда-нибудь идти, неважно куда.
