Не такой была та, последняя ночь их любви. Тогда, придя к жене, Омар не стал спешить с близостью, а сел рядом с Джихан и, погладив ее по руке, сказал: — Давай поговорим, моя красавица. У нас так давно не было возможности побыть наедине.
Это было столь неожиданно, что Джихан встревожилась.
— Что-то случилось, Омар?
— Случилось? Нет, что ты? Я просто думал и… вспоминал.
— Думал и вспоминал — о чем?
Омар внезапно улыбнулся юношеской, почти мальчишеской, застенчивой улыбкой, спрятанной за начавшей седеть бородой.
— Я вспоминал о тех временах, когда твой голос был для меня тем же, чем бывает журчание воды для человека, томимого жаждой, и думал о том, что ничто не изменилось за все прошедшие годы.
— Я, право, не знаю, что сказать тебя в ответ. — Джихан зарделась от счастья, хотя ее не покидало смутное беспокойство: она не понимала причин сентиментальности мужа. — Ты лучший из мужей аль-Ремаля и знаешь, как одним словом лишить жену дара речи.
Омар рассмеялся. Наступило неловкое молчание.
Первой заговорила Джихан:
— Я не говорила тебе, что вчера получила от Малика письмо?
— Конечно, говорила.
— Он посылает тебе нижайший поклон и почтительный сыновний привет.
— Да, это ты рассказывала. Как у него дела? Все хорошо?
— Да, благодарение Богу. Он делает большие успехи в учении.
— Хм, это интересно, дело в том, что я недавно получил письмо от ректора. Он пишет, что Малик устроил роскошное пиршество для своих товарищей по общежитию, он пригласил всех и угостил их по-королевски.
— Это плохо?
— Очевидно, да. Но почему, ведомо только Богу да еще англичанам.
Омар обычно бывал резок, когда говорил о промахах и ошибках Малика, но в этот раз Джихан была удивлена тем, что муж явно взял сторону сына в конфликте с ректором.
— Наш сын, кроме того, пропустил несколько занятий, — продолжал Омар. — Но об этом я знал и раньше. И ты знаешь, чем он в это время занимался? Наносил визиты торговцам. Благодаря ему я нашел в Каире еще двух клиентов, и, надо сказать, довольно выгодных. Каков мальчишка! Я, конечно, выплатил ему комиссионные, как выплатил бы любому другому посреднику. На эти деньги он, наверное, и устроил вечер. Однако я сделаю ему внушение, когда он вернется домой. Щедрость не должна переходить в расточительство.
Джихан не могла удержаться от улыбки, видя, как муж пытается скрыть гордость за напускной суровостью.
— Малик — настоящий сын своего отца, — произнесла она.
— Прости, моя радость, что я надоедаю своими разговорами о делах. Я пришел сюда слушать тебя, а не себя.
