Он легко улыбнулся, хотелось и дальше слышать голос чистый и звучный, и Нина словно прочитав его мысли, продолжила:
– После смерти мужа я совсем расклеилась. Полная покорность судьбе, не человек, а калека. Только жизнь продолжилась, дочка росла, как тут раскисать. Надо её на ноги ставить: то в школу бегу, то одежду-обувку подбирать надо – в магазин скакать. И всё на бегу, вскачь, как на лошади верхом. Может быть, отсюда и интерес к бегу появился.
– А дочка на маму не сердилась?
– Да нет вроде. Я утром прибегу из парка взмокшая, а она смеётся – говорит, как лошадь взмыленная. Она потом сама спортом увлеклась – в гандбольной команде играла. И сейчас в институте одна из лучших гандболисток. Господи, ей бы мужа хорошего!
Простая эта фраза, сорвавшаяся с языка Нины, Коробейникову очень понравилась своей простотой и душевностью, он почувствовал, как лицо его потеряло напряжённость, размягчилось, как будто чёрствый кусок хлеба, опущенный в воду. Ему страшно хотелось как-то утешить Нину, отвлечь её от этой думы, которая, наверное, не раз приходила ей в голову, волновала и смущала.
– Всё будет хорошо, Нина Дмитриевна! Надо надеяться на лучшее…
– Да-а, – смущённо протянула Нина, – вам так легко рассуждать – у вас сыновья.
– Теперь уже один…
– Как один?
Пришлось рассказать о горестной судьбине Серёжки, и Нина долго молчала, разглядывая Коробейникова с мучительным выражением лица. Наконец, она сказала:
– Молодость должна искать, это их не губит…
Что ж Нине нечего было возразить, она права, молодость – это прежде всего путь к обретению собственной дороги и счастья, она требует способности выбрать верный путь, сохранить ему верность. Серёжке это удалось, хоть и дорогой, неоплатной ценой. Но как это больно, пронзительно больно для него, его отца! Словно острая игла вошла в сердце со смертью сына. Вот и сейчас он постарался унять эту боль, увести разговор в сторону, потому что тот, кто прошёл через это испытание, пережил эту трагедию, стремится уйти от жалости к себе, от чужого сочувствия несчастью.
Но Нина не стала больше говорить о грустном, она заговорила о своём желании в конце жизни приобрести домик в деревне, чтоб остаток жизни прожить там, среди раздолья и аромата полей, чистого воздуха и птичьего пенья.
– Жизнь в деревне трудная, – вздохнул Коробейников.
– А я не боюсь трудностей, – немного с вызовом ответила Нина.
Надо было на этой весёлой, оптимистической ноте закончить разговор, но Нина спросила:
