– Ладно, – согласился Николай, – помаракуем. А мясо не надо привезти?
Иногда к Коробейникову обращались с просьбой выписать кусок свежей говядины или баранины – скудно стало сейчас в магазинах – и сейчас Михаил Петрович махнул рукой:
– Ладно, выпиши. Не забудь только в кассе деньги на мой счёт записать.
Утро следующего дня опять было стылым и холодным, натянуло тучи, как занавесило небо, и, наверное, скоро пойдёт дождь. Михаил Петрович зябко поёжился – не самый удачный день для занятий физкультурой. Но тут же сделал себе окорот – легко человек поддаётся соблазнам, самую простую ситуацию пытается выдать за какой-то рок судьбы, чтоб преждевременно сложить оружие, склонить голову перед участью. А ценность в том и состоит, чтобы переломить себя. Ведь если признаться себе, хочется ему сейчас услышать в трубке голос Нины. Очень хочется… Так, чего же он жмётся, как шелудивый пёс, которому и в Петровку холодно?
Заворочался на постели Альберт Александрович, глухо спросил:
– Далеко собрались, Михаил Петрович?!
– Хочу бегом заняться! – сказал Коробейников и страшно смутился.
– Выходит, лавры братьев Знаменских покоя не дают, да? Ну давайте, давайте, сбейте оскомину, – и отвернулся к стенке.
Холодный ветер обжёг Коробейникова, но он не отступил, затрусил по дорожке. Глухо постанывали, раскачиваясь, сосны, нудно звенел ветер в ушах, но в середине больничной площадки было тихо, и Михаилу Петровичу даже показалось приятным оказаться в этом затишье после свирепого холодка на бегу. Несколько раз пробежал по короткой дорожке, и глаза заволокло потом, точно туманом, дыхание стало тяжёлым, сдавленным. Ему казалось, что похож он сейчас на альпиниста, которого вогнали в плотное облако, и сейчас он ничего не видит, усталость давила на плечи, будто там бугрился огромный рюкзак. Но он отчётливо понимал – если сейчас поддаться чувству усталости – всё, он свалится на первую же скамейку, долго будет приходить в себя, а потом не сделает ни одного шага. Жалким и раздавленным тогда покажется он себе.
Он быстро прошёл по дорожке, снова вышел на простор, где по-прежнему сердился ветер, и стылость словно толкнула его в спину, а ноги налились силой. Он бежал и думал, что человек – существо ленивое, бездействие и жизнь лишает смысла.
Когда через несколько минут он звонил Нине Дмитриевне из телефонной будки-автомата, ему казалось, что сегодня он переборол себя, одержал важную победу над апатией и собственной ленью, но если бы ему сейчас приказали сделать то же самое, он не сделал бы и шага.
