– А это зачем?
– Вы теперь у нас больной, Михаил Петрович, – любезно сказала женщина, которая оформляла бумаги, – так что не перечьте.
Палата, в которую его поместили, была шестнадцатая, и Коробейников усмехнулся: слава богу, не шестая. Он вспомнил стихи, и, наверное, злые, про какую-то поэтессу:
И ума у ней палата,
Но палата номер шесть.
В просторной, светлой комнате навстречу ему поднялся со скрипучей металлической кровати пожилой мужик в такой же серой, невзрачной пижаме, протянул руку:
– Ну, будем знакомиться, сосед. Меня зовут Альберт Александрович, журналист.
«Ну, и на соседа не повезло», – подумал Коробейников и пока раскладывал в тумбочке бельё, относил в ванную комнату бритвенные принадлежности, вспомнилась ему одна неприятная история с московским писателем, можно сказать, звездой первой величины, происшедшая лет десять назад. Тот писал интересные книжки о великих людях России, слог был лёгкий, понятный, герои его тосковали и радовались как-то не по-книжному, проникновенно, совершали благородные поступки, и Михаил Петрович уже заочно полюбил этого человека, восхищался его умом и талантом.
Коробейникову позвонили из обкома принять его, показать хозяйство, прозрачно намекнули, что гостю бы неплохо и предложить что-нибудь такое, чтоб осталось хорошее впечатление от радушных хозяев. Михаил Петрович тогда работал председателем райисполкома, и в этот воскресный день у него была своя программа, но с начальством спорить, что стучать лбом об стену – звона много, а пользы никакой, и он согласился.
К счастью, дома оказался Серёжка, приехал из училища в отпуск, и ему поручил Михаил Петрович в лесу за деревней распалить костёр, нажарить шашлыков – Серёжка оказался хорошим кулинаром, – сварить кашу-сливуху, которую так любили в их семье, сготовить шашлык, уху, словом, умел из топора суп сварить.
Писателя, седоголового плотного крепыша с большими залысинами, Михаил Петрович встретил на границе района и даже немного растерялся – свиты при нём оказалось больше, чем при высоком начальстве. Из «рафика» вывалилось человек десять молодых, бородатых, усатых и просто безусых людей, небольшого роста женщина, молодящаяся, нагрунтованная толстым слоем помады, которая прятала морщины. Женщина была одета в узкие джинсы, заправленные в зимние сапоги, и это как-то не гармонировало с погодой. День был солнечный, ясный, вдоль дороги расцвела сирень с махровыми кистями, какой-то благостный порядок царил над землёй, и Коробейников мимоходом подумал, что, наверное, женщина исходит потом от одежды не по сезону. Это потом Коробейникову объяснили, что сейчас такая мода. А во имя моды можно и пострадать.
